Итак, согласно программе еще неделю работаю в больнице. В следующее воскресенье еду дальше. Накануне проясняю вопрос с Симоной. Потом изучаю ансамбль Гарри во время их балтийского турне. После чего делаю выбор на всю оставшуюся жизнь: либо санитаром с перспективой выучиться на врача, либо подамся в музыканты. Тэк-с! С данной секунды превращаюсь в компьютер: собираю одни только факты — в больнице, в ансамбле Гарри, будущее — на реальную почву! Потом щелкаю моим реле: выбор!
Жизнь — прекрасная мелодия…
Загвоздка только в том, что я не компьютер, ибо… я чувствую. Например, Симона, она совершенно не вписывается в мой компьютерный вариант. Здесь наметилось что-то такое, к чему не подступиться ни цифровым, ни линейным способом. Она мне нравится. У меня голова кругом идет, когда я ее вижу, особенно если на ней то белое платье.
Но я не вправе привязать ее к себе. Я гол как сокол и сам отнюдь не сокол, а только пока воробей.
Я мог остаться сегодня с ней внизу. Если б захотел, она поднялась бы ко мне. Да, вполне могло бы случится так. А завтра утром? Как она на меня посмотрела бы? Как бы все тогда обернулось?
Через неделю я еду дальше. Я бы не хотел оставлять в душе Симоны след, который потом стал бы раной.
И почему я не Бельмондо? Все делал бы одной левой, спокойно, хладнокровно, играючи, не упускал бы ни один шанс.
Но я не Бельмондо, я Балтус. Вот в чем моя боль и проблема.
Клаус, наш классный Казанова, тот не увидел бы никакой проблемы. У него все шло по формуле: любовь — да, привязанности, обязанности — ни в коем случае. Чего у меня никогда еще не было с девушками, у него бывало не реже трех раз в неделю… Если правда то, что он нам так часто рассказывал. Эрика как-то заявила: «Это ты другим рассказывай, что Казанова против тебя несмышленый молокосос, а я уверена, что голых девочек ты только на картинках видел!»
Я не Бельмондо и не Клаус, впрочем, и не легко программируемый компьютер. Итак, я точно знаю, кем и чем я не являюсь. Но кто же я? Кто же я? Если я и дальше буду в себе копаться, сегодня я не засну. А ведь я сейчас мог бы лежать рядом с Симоной, если б захотел, конечно.
Ладно, на эту тему больше ни-ни. Меняем курс…
Моя скрипучая кровать предмет хоть и исторический, но крайне неудобный. Дед фон Бреденфельде загнулся на ней в африканской пустыне; надо бы прочистить карбюратор; нельзя быть вблизи Симоны, когда на ней бикини, такой провокации я в следующий раз могу не выдержать и сорваться; завтра целый день — воскресенье…
Воскресенье. Нужна, ой как нужна какая-нибудь идея!
19
А не обретет ли он уверенность, если перекинется двумя-тремя фразами с отцом, поговорит с ним, как в добрые старые времена, времена кладоискательства?
За завтраком он говорит:
— Поедем сегодня куда-нибудь, куда вынесет. Тронемся, как только Нина будет готова.
Нина в ту же секунду заталкивает в рот полбутерброда, что должно означать — пожалуйста, я уже готова.
Симона молчит. Она пока вообще не сказала ни одного слова, кроме «доброе утро».
«Вероятно, оттого, что я вчера вел себя как баран», — думает Балтус.
— Как ты насчет экспромт-поездки? — спрашивает он.
— Я не против, — отвечает она и начинает убирать со стола.
То, что он называет экспромт-поездкой, на самом деле не что иное, как обдуманное решение Балтуса: мы едем в Фельдберг. Пусть я совершенно случайно найду его дом и он совершенно случайно увидит на и пригласит нас совершенно случайно в дом, а потом…
Ну и что потом?
Примерно в полдень они приезжают на место. Теперь самая пора случайностей.
Маленький городок, кажется, погружен в ленивую летнюю дремоту. Пусты улицы, некоторое оживление лишь у ресторана, около которого стоит несколько машин и мотоциклов. Одинокий полицейский, облокотившись о капот «трабанта», выписывает штраф и засовывает квитанцию за «дворники».
Тут Балтус берет Его Величество Случай за шиворот и спрашивает:
— Извините, пожалуйста, вы не знаете, где здесь живет господин Прайсман?
— Если вы имеете в виду писателя из Берлина, то он живет внизу у озера, сразу за лесопильней надо свернуть на проселочную дорогу…
Симона слышит диалог.
— Это твой отец?
— Да.
— Если хочешь, я останусь с Ниной здесь, мы пока пообедаем, а ты потом за нами заедешь.
Это Балтусу не подходит.
— Я не собираюсь к нему в гости. Просто хочу взглянуть на его дом издали, так, мимоходом.
Они катят по проселочной дороге, оставляя за собой длинный пыльный шлейф. Теперь самое время для второй случайности. Но и ее нужно подмаслить.
Проезжая мимо усадьбы, Балтус видит в саду Тину с граблями, на веранде сидит отец и читает. Но оба не замечают Балтуса.
Не доезжая до конца улицы, он разворачивается, медленно-медленно еще раз едет мимо усадьбы. Однако и на этот раз его не замечают.
Недалеко от шоссе, на которое выходит проселочная дорога, Балтус снова разворачивается.