С тех пор прошло достаточно лет. Марина стала молодой женщиной, а он – молодым стариком. Они не знали никогда друг друга, даже не были просто знакомыми, то, что они пересекались где-то и как-то, значения не имело ни для него, ни для неё. А вот сейчас Марина его узнала. Он валялся в пыли остановки, запутавшись ногами в головках цветов на клумбе, политый липким пивом, под осуждающие взгляды старух, его ровесниц.
Будить его было бы не правильно, звать – бесполезно, Марина тихонько пошевелила его носком туфельки где-то в районе лица. Думала, ничего не случится. Но он ловко, как когда-то раньше, ухватил её за щиколотку и стал подниматься по её ноге, тяжело дыша и причмокивая губами, завалился на её плечо, пришлось сесть на лавку: стоять с ним, а точнее под его тяжестью, Марина не могла. Пиво, пролитое на лавку, быстро просочилось ей сквозь юбку, и зад стал предательски влажным. Но выбирать уже не приходилось. Он, Матвей, посмотрел в её лицо, улыбнулся пьяной и кривой улыбкой, сказал: «А я тебя знаю!» Сердце Марины удивилось и забилось сильнее, разум шепнул: «Сомневаюсь». Марина промолчала, и он продолжил:
– Ты – Людочка! Из Омска!
– Как догадался?
– А! У меня прекрасная память на бабские лица!
– Я тебя звал!
– Когда?
– Сама знаешь, когда! И ты! Приехала!
Он восторженно ухватил Марину за колено и стал мять его.
– И ты! Приехала!
– Нет… Я здесь живу.
– Ты врала мне!
И он стал гневаться, что-то пьяно бормотать, Марина испугалась, что он вырвет ей коленную чашечку и отдернула ногу. Он не заметил.
– Ты в «Одноклассниках» у меня, там написано, что ты из Омска. Я звал тебя, и ты приехала ко мне! Не соврала! Такая, как на фотографии, ко мне приехала!
Что-то подтолкнуло Марину прекратить этот поток его фантазий.
– Я не Людочка! Я не из Омска! Я к тебе не приехала! Я еду домой с работы и жду свой автобус! Меня нет в «Одноклассниках»! Я не знаю тебя.
Он, чуть дыша, посмотрел ей в лицо, потом на свои грязные ладони, на её грязные колени и упал с лавки, перевернулся на спину и громко, но без вызова, спросил:
– Да?
– Конечно, да!
И уснул.
Старухи на лавках с любопытством посмотрели на них и пошли по домам, собирая внуков, кошек, собак, тяжело переваливаясь на коротких своих ножках, в тапках с коричневым искусственным мехом и цветастых халатах на больших желтых пуговицах на грузных своих телах. Меняют зрелищное прелюбодеяние соседа на остановке с какой-то девахой на сериальные прелюбодеяния. Жизнь продолжается.
Наступила темнота. Марине, конечно, следовало бросить Матвея и отправиться домой, он бы проснулся и пошёл домой к себе и, конечно, нашёл бы свой дом и спал там, завтракал, смотрел телевизор. Но Марина продолжала сидеть возле него, непонятное чувство жалости и желания выслушать его не дали ей возможности уйти. Часа через два он проснулся, было темно и холодно, слышно было только, как одинокие машины проносятся по дороге, какой-то парень тоже, видно, жалостливый, остановился и спросил, не дотащить ли её мужика до дома. Марина отказалась. Матвей высморкался, икнул и, встав на четвереньки, повернул голову в её сторону. Было видно, что он не понимает, кто она и что делает ночью на автобусной остановке. Марина, честно говоря, тоже не понимала.
– Ночь! – сказал он хрипло. – Ты кто?
Но было как-то понятно, что ему всё равно, кто она, и спросил он об этом просто из какой-то вежливости, просто надо было что-то спросить.
Одет он был сложно, с какой-то претензией на официальность. Серая рубашка в голубую крупную клетку и пиджак, старый, немодный из какого-то материала 60-х годов: то ли драп, то ли твид, или ещё из чего. Пиджак и брюки были кофейного цвета, мятые, истерзанные и не знавшие стирки уже давно, очень давно. Китайские кроссовки, высокие сверху и на вспененной подошве, снизу придавали ему какой-то нелепый вид, типа деревенской элегантности. Видно было, старик ходил куда-то по официальному случаю.
Покачавшись из стороны в сторону, он стал спускаться с остановки, пошёл домой ночевать. Но потом зачем-то замер и нетвердой походкой вернулся назад, упал в изнеможении на лавку возле Марины и стал рассказывать:
– У меня давно никого не было, и я позвал в гости подругу соседки Светки, Арину, к себе. Чтобы, значит, мы полюбили друг друга, и она убрала в моих комнатах, унесла в мусорку бутылки, сварила борщ, и чтобы сделала из меня человека! Но ничего не вышло! Ничего!
– А почему? – спросила Марина без интереса.
– Потому что я подал на неё в суд! На неё, суку, в суд! В суд! – закричал он в темноте громко, что даже бродячая собака испуганно на него оглянулась и негромко, больше для порядка, тявкнула.
– Ей не понравилось у меня, она сказала, что неуютно, чтоб уютно было надо купить интересные шторы и повесить вот здесь, а лучше во всех комнатах и даже в кухне, с этим, как его…с ламбрекеном… ей нравится на кухне, что бы …ламбрекен был.