Герцог в сияющих доспехах

Олимпия взглянула на его светлость, который развалился на диване, точно паша в гареме. Вместо кальяна Рипли держал в руке бокал вина и, опустив темноволосую голову, смотрел в него, точно пытался прочесть ее будущее.

В голову Олимпии закралась мысль, от которой ей стало не по себе: «Вовсе не Эшмонта хотелось бы ей обводить вокруг пальца».

И тогда она наконец уразумела, в какую беду угодила.

«Леди сбежала, потому что ты мало уделял ей внимания. Я всего лишь пытался убедить ее вернуться обратно, но она не пожелала. И что мне оставалось, кроме как сделать все, чтобы она не угодила в беду?» – что‑то в этом роде Рипли намеревался сказать своему другу. Еще у него в запасе имелось множество советов, один другого лучше, насчет того, как заботиться о леди Олимпии Хайтауэр и как с ней обращаться. Хотя нелегкий это будет труд – заставить Эшмонта высидеть спокойно хоть пару минут, чтобы принять его советы к сведению.

Первым делом Эшмонт захочет дать Рипли в морду, затем – подхватить на руки свою невесту. Ни первое, ни второе пока что не утратили вероятности.

Беда в том, что Рипли не мог добраться до Эшмонта заблаговременно, а еще в том, что в этот вечер нареченная его друга была особенно хороша в голубом платье, которое, как он предположил, принадлежало или Джорджиане, или даже Алисе, но конечно, не тете Джулии. Теперь тетин гардероб состоял из унылых серых и коричневых платьев, почти без украшений и отделок.

В этот вечер леди Олимпия была похожа на пирожное, по части которых повар‑француз был такой мастер. И пусть ее шея и плечи были закрыты, это ничего не значило, потому что вышитая кружевная шемизетка – почти прозрачная – не скрывала ни гладкости кожи, ни мягкого подъема груди поверх выреза платья. Горничная зачесала ее волосы наверх по новейшей моде, закрутив косы на висках и уложив массу крупных завитков на макушке с помощью лент и шпилек.

Рипли, даже обдумывая грядущий разговор с Эшмонтом, забавлялся мыслью, как стал бы распускать эти ленты, чтобы мягкие густые русые волосы упали ей на плечи, а потом начал бы снимать с нее один предмет одежды за другим. Герцог сосредоточился на своем бокале, словно надеялся найти там оракула, но не мог думать ни о чем другом, кроме невесты друга.

Зря он избрал этот путь, потому что одного раза ему было мало: он всегда был жаден до удовольствий – за столом, в постели, где угодно – и привык получать то, что хочет, зато не умел противиться соблазну.

Он напомнил себе, что соблазн в данном случае необычный: это не было соперничеством из‑за актрисы, балерины, куртизанки или веселой вдовушки. Да соперничество на сей раз даже не допускалось, и вовсе не из‑за светских правил, которые он нарушал без угрызений совести. Эшмонт – его друг. А она – нареченная Эшмонта. Были подписаны бесчисленные документы. Почти весь высший свет получил приглашение на свадьбу.

И Эшмонт действительно хотел на ней жениться: это яснее ясного, – вот только не сумел убедить невесту в том, что и она хочет вступить с ним в брак.

– Рипли? – Голос тетушки мигом вернул его к действительности. – Если тебе больше нечего посоветовать леди Олимпии насчет семейной жизни, то подумай‑ка лучше, как предотвратить светопреставление, если твои сотоварищи с воплями явятся в дом средь ночи.

– Но вы же не допустите ничего подобного, – улыбнулся Рипли.

– Тут особый случай, – возразила леди Джулия. – Раньше ты не убегал с невестой приятеля.

– Нет, это скорее я убежала с герцогом, – уточнила Олимпия.

– Меня никто не принуждал, – заметил герцог.

– Но вы же не хотели бежать!

– Это поначалу, но вы были очень убедительны.

Рипли видел, как она покраснела, как покраснела и раньше, когда он сделал ей комплимент по поводу ее роскошных форм, причем намеренно, чтобы полюбоваться, как девица будет сгорать со стыда. Да и что ему оставалось? Он далеко не святой, а она – чужая невеста…

– Вы, дамы, вечно поднимаете много шума из ничего, – заметил Рипли. – Все просто: если Эшмонт и Блэквуд появятся здесь среди ночи, слуги их не впустят, но разбудят меня. Если же мои дружки тем временем начнут буянить, спустим на них собак.

Леди Джулия хоть и отказалась от комнатных любимцев, но в каждом имении были сторожа со сторожевыми псами.

– Так или иначе, я все решу, как делал уже тысячу раз. А еще, тетенька, если не сочтете за труд вылезти из постели, вы можете поразить их грозным взглядом – у вас это так хорошо получается.

– А что делать мне? – спросила Олимпия. – Прятаться у себя в комнате?

– Почитайте что‑нибудь, – посоветовал герцог.

О‑о, этот взгляд, который она устремила на него поверх очков! Так и захотелось схватить ее на руки и…

И ничего.

Очень, очень плохо! Нужно уладить дело с Эшмонтом как можно скорее.

– Кстати о собаках: Эшмонт хорошо знает этот дом. В том случае, если он окажется пронырливей, чем мы думаем, вам, быть может, лучше взять к себе на ночь Катона, – предложил Рипли.

– Катон! Да какой из него сторож, если даже к незнакомцу ластится!

– Он охотник, – напомнил Рипли. – Вы спасли его от порки, и он вас защитит.

«Даже от меня».