Герцог в сияющих доспехах

Конечно, ничего такого он не допустит, об этом даже думать не стоит. Олимпия – невеста Эшмонта, причем невинная. Есть правила, которые не станет нарушать даже Рипли, поэтому не будет искать предлог навестить ее после того, как она ляжет спать.

Да, ему бы очень хотелось увидеть Олимпию в ночной сорочке, но без нее – еще больше… Да что ж у него так разгулялось воображение‑то, а… Неудивительно, что вся их честная компания держалась подальше от девиц и приличных дам.

– Я не приведу в дом этого пса, пока не пойму, что могу ему доверять, – заявила Олимпия. – Он должен был прибежать, когда его звали! Если бы это был послушный пес, вы бы не провалились в кроличью нору. Собака останется в конюшне, или куда там его посадили, до тех пор, пока…

– Именно здесь собака и зарыта, – сказал Рипли. – Пока не явится Эшмонт и не увезет вас? Или ваши родители?

– Чепуха! – отрезала леди Джулия. – Леди Олимпия может оставаться здесь сколько пожелает. Я написала ее родителям и пообещала о ней позаботиться, что и намерена сделать. Здесь ей ничего не угрожает и никто никого не увезет. А ты тем временем займешься своими дружками. Завтра мы решим, что делать с собакой. Леди Олимпия, вы утомились больше, чем вам кажется. Давайте ляжем спать пораньше. Если эти два шута явятся сюда ночью, я предпочту быть наверху, где смогу лучше подготовиться к встрече, – запастись кипящим маслом, например.

И она увела гостью.

Это к лучшему, сказал себе Рипли. Его одолевали всякие мысли, с которыми он никак не мог разобраться, и рядом не было никого, кто мог бы исцелить его от затянувшегося воздержания, из‑за чего и разгулялась фантазия. А сам он был не в состоянии идти на поиски исцеления.

Рипли взглянул на свою перевязанную ногу. Сколько времени он потеряет?

И как ему пережить это время и не сойти с ума?

На следующее утро

– Какой еще Лондон! – воскликнула Олимпия. – Ему не следовало уезжать: он же на ногу наступить не может.

Она спустилась к завтраку несколько раньше, чем привыкла, потому что пробудилась от дурного сна. Во сне Эшмонт стучал кулаком в дверь, а Рипли выпрыгнул в окно, чтобы надавать ему тумаков. Пока Рипли и Эшмонт дрались, явился Боллард, поймал пса, который выскочил следом, и начал стегать кнутом.

Олимпию мучила совесть из‑за того, что оставила собаку в незнакомом месте. Заснуть снова ей не удалось, поэтому она быстро позавтракала и побежала на конюшню, где конюх сообщил ей, что его светлость выехал верхом «только что», и направился в Лондон.

– Простите, ваша светлость, но кто же знал, что его светлости нельзя выезжать, – виновато сказал конюх. – А если б даже и знали, так разве в наших силах помешать…

– Вот неугомонный! Наверняка и повязку сорвал. Конечно, какой от нее толк, если он надумал скакать в Лондон. Помяните мое слово: не пройдет и часа, как он пожалеет, – но будет поздно.

Подбежавший пес лизнул руку в перчатке.

– Почему же ты его не остановил? – сказала она собаке, погладив по голове. – Жаль, у меня не было времени как следует тебя обучить: уж ты бы попробовал на зуб его сюртук! Но нет, Рипли это не остановит, и если ему угодно губить собственное здоровье, никто ему не указ. Пойдем‑ка, псина, на прогулку и посмотрим на твое поведение. И не станем обременять свой ум герцогом Рипли, который надумал лишиться ноги.

Это было вполне разумное решение: лучше заняться псом. Любую собаку легче образумить и обучить, чем избалованного неугомонного герцога.

Олимпия посмотрела на пса, и тот ответил ей благодарным взглядом, размахивая хвостом.

– Значит, предполагается, что ты хороший охотник. Что ж, давай проверим!

Прежде чем осуществить задуманное, она сказала конюху:

– Мне понадобится карета.

Объяснив, что намерена предпринять, Олимпия бегом припустила к дому.

Глава 10

Он принял правильное решение, сказал себе Рипли. Еще день в обществе леди Олимпии Хайтауэр, и он превратится в пускающего слюни идиота.

Как она посмотрела на него, когда он сделал ей комплимент… как покраснела, как сияли ее глаза – словно он осыпал ее бриллиантами.

Это естественно, твердил он себе, любоваться ее румянцем. Странно, однако, что мысли о ней последовали за ним в постель и не давали покоя. Ненормально, что из‑за одной женщины он испытывает чувство вины и злость на весь мир!

Простое воздержание не может настолько отравить жизнь. Здесь что‑то посерьезнее – но об этом лучше не думать, лучше вообще ни о чем не думать.

Нужно просто ее забыть и сделать то, что должно. Ему нельзя совершать ошибки, потому что он, черт подери, рыцарь в сияющих доспехах. Для всех, чтоб им провалиться, в том числе для Эшмонта, который не смог явиться трезвым даже на собственную свадьбу и позволил сбежать своей невесте, да и разыскать их не спешил, хотя Рипли не особенно‑то скрывался. Его узнали все, кто видел. Разве не обозначил он свой путь яснее ясного? Неужели нужно было еще объявления вывешивать?

Тем временем лодыжка, которая вела себя смирно, когда он пустился в путь, решила превратить его утро в ад. Как будто ему было мало!