Генрих V

Генрих вскоре стал рассматриваться парижанами как спаситель. Договор в Пуйи-ле-Фор предусматривал, что дофин и герцог Бургундский должны встретиться в обозримом будущем, чтобы договориться о совместных действиях против англичан. Местом для встречи был выбран Монтеро, примерно в пятидесяти милях к юго-востоку от Парижа, где река Йонна впадает в Сену; день встречи был назначен на 10 сентября. Все было тщательно продумано. Встреча должна была состояться на огороженной территории на мосту; на эту территорию должны были быть допущены только руководители и их ближайшие и известные советники и члены семьи, место встречи должно было быть оцеплено с двух сторон после прибытия участников. В назначенное время, около пяти часов, два переговорщика пришли на мост, по одному с каждого конца. Они встретились в центре, и герцог Бургундский преклонил колено перед дофином, когда же он поднялся то был тут же был сбит с ног и убит одним из сопровождающих дофина. В последовавшей затем суматохе еще несколько бургундцев были либо ранены, либо убиты. Произошло трагическое и вероломное преступление, которое в атмосфере недоверия, существовавшей среди лидеров Франции в это время, должно было иметь далеко идущие политические и военные последствия. Есть некоторые сомнения, действительно ли это был заговор: некоторые утверждают, что, встав перед дофином, герцог Иоанн положил руку на рукоять своего меча, который мешал ему, и что это действие вызвало мгновенную реакцию у находившихся там людей дофина. Но независимо от того, был ли дофин замешан в заговоре или нет, он, как говорят, был глубоко потрясен убийством, совершенным на его глазах, естественно, считал себя ответственным за случившееся, и вряд ли его соперники за власть, будь то бургундцы или англичане, позволили бы ему забыть об этом. Последствия стали далеко идущими[431].

Новости достигли Труа и Парижа на следующий день, 11 сентября, и привели в смятение население, которому мир в Пуйи принес надежду на будущую политическую стабильность. В Труа сразу же возник страх перед нападением дофинистов, стремящихся вернуть контроль над личностью короля. Королева очень скоро стала фигурой, призывавшей к продолжению союза между двором и Филиппом, новым герцогом Бургундским. 24 сентября мэр Кале, желая узнать, как смерть герцога Иоанна повлияет на возобновление перемирия между Англией и Фландрией, которое должно было состояться в ближайшее время, написал новому герцогу, выражая сожаление по поводу смерти его отца и спрашивая, как он к этому отнесется[432]. Внезапная смерть человека, который фактически правил Францией от имени короля Франции, вызвала всеобщее смятение.

Возможностями, которые так часто приносит смерть, должны были воспользоваться и два других главных действующих лица этих событий. 15 сентября, всего через пять дней после убийства, дофин написал из Немура герцогу Филиппу. Далеко не выражая сожаления или раскаяния по поводу произошедшего, его письмо, за исключением параграфа о мире в Пуйи, содержало последовательную критику того, что он считал склонностью покойного герцога отдавать предпочтение англичанам (как говорят, начиная со встречи в Кале в октябре 1416 года), его желанием отчуждать наследие короны Франции (в частности, с 1416 года) и его неспособностью сохранить соглашение, заключенное в Пуйи двумя месяцами ранее. Общий тон письма не мог завоевать дофину много друзей именно там, при герцогском дворе, где он больше всего в них нуждался.

Генрих V отнесся к новому повороту событий совершенно иначе. В июне в Мелёне он согласился, что при выполнении определенных условий в отношении земель, которыми он будет владеть во Франции, он откажется от своих притязаний на французский престол. Три месяца значительно изменили эту картину, а убийство в Монтеро должно было изменить ее еще больше. Теперь Генрих рассматривал ситуацию, в которой три человека считали себя претендентами на власть и, в конечном итоге, на трон Франции: герцог Филипп, слишком молодой и неопытный, был кандидатом только в своих собственных глазах, если кандидатом вообще; дофин, теперь морально отвергнутый ужасным характером своего преступления; и Генрих, поддерживаемый вековыми притязаниями и фактический хозяин большей части королевства Франции, лучший из трех. События начала сентября избавили от одного соперника, наследнику которого еще предстояло сделать себе имя, и полностью опозорили другого. Поскольку никто не мог соперничать с ним в репутации, военной силе или политической проницательности, для Генриха, который в последнее время не предъявлял своих претензий на корону Франции, настало время вновь заявить о них. Если бы он действовал смело, то вполне мог бы превратить притязания в реальность.