Генералы шального азарта

Все испортил парикмахер, то бишь лучший софийский брадобрей, которого вызвали в гостиницу, чтобы привести высокого гостя в надлежащий вид для встречи с султаном. Дело в том, что этот парикмахер некогда работал в Петербурге и знал великого князя Константина Николаевича в лицо. И когда Савина усадили перед ним, брадобрей спросил:

– А где великий князь?

– Да вот же он, – указали на отставного корнета.

– Где? – переспросил парикмахер.

– Вот он, сидит перед вами!

– Передо мной сидит какой-то господин, – произнес брадобрей, с прищуром разглядывая Савина. – Но он не их высочество великий князь Константин Николаевич…

Отставной корнет едва успел уйти от полиции. Буквально за несколько минут до ее прихода он ретировался в неизвестном никому направлении, оставив весь свой багаж, «деловые» бумаги и надежду сделаться царем Болгарии…

* * *

– Но суть не в том, господа, получилось или не получилось у великого авантюриста и мошенника сделаться болгарским царем, – сказал в конце своего рассказа Африканыч. – Суть в том, милостивые государи – и вы, надеюсь, со мной согласитесь, – что отставной корнет Савин вполне мог сделаться правителем страны. Как Дмитрий Самозванец, к примеру. Потому как он – фигура! Да и не это вовсе главное для афериста в его карьере – станет он царем или нет.

– А что? – спросил Ленчик, слушая последнюю часть рассказа Африканыча с раскрытым ртом.

– Главное в карьере афериста…

– Это вовремя смыться, – закончил за Неофитова Огонь-Догановский.

– Точно! – подтвердил Африканыч.

– Совершенно верно, – кивнул Долгоруков.

– Как дважды два, – резюмировал за всеми «граф» Давыдовский.

– А что с ним было потом? – после недолгого молчания спросил Ленчик. – С корнетом Савиным?

– Что потом? – раздумчиво переспросил Неофитов. – Ну, насколько мне известно, Николая Гавриловича видели потом в разных городах Европы. Причем в разном обличье: с бородой, без бороды, с бакенбардами, без оных… Он появляется, лихо прокручивает очередную аферу и исчезает. Работает всегда один… – Африканыч немного подумал, потом посмотрел на Ленчика. – Да ты не волнуйся, он не пропадет…

Какое-то время все молчали, переваривая рассказ Неофитова. Потом Всеволод Аркадьевич спросил:

– Так что ты там хотел предложить?

– Когда? – поднял на него глаза Африканыч.

– Еще до рассказа о Савине.

Неофитов непонимающе сморгнул.

– Ну, ты еще сказал: «Можно проверить наши возможности, как когда-то это сделал корнет Савин»…

– А-а, – протянул Самсон Африканыч и весело посмотрел на Долгорукова. – Да, это будет весело.

– Что за предложение? – спросил Огонь-Догановский.

– Предложение? – Африканыч обвел всех присутствующих взглядом. – Да, весьма интересное предложение.

– Говори уж, не тяни кота за… хвост, – вставил свое слово сын тайного советника.

– Хорошо, – согласился Неофитов. – Слушайте… Однажды, проживая какое-то время в Париже, Николай Гаврилович поспорил с одним знакомым банкиром, что ежели его высадят из экипажа на одной из центральных парижских улиц в одном исподнем и оставят так одного, то он через три часа вернется туда, откуда его увезли, одетым и с тремя тысячами франков в кармане.

– И что? – спросил Ленька.

– Ничего. Савин выиграл спор.

– Как?

– А вот так: вернулся во фраке, пошитом, словно на него, в цилиндре, и вынул из кармана новенький портмоне с четырьмя тысячами франков.

– Здорово! – воскликнул Ленчик.

– Здорово, – согласился Неофитов. – Не хочешь попробовать?

– Я?

– Ты!

Ленчик обвел присутствующих взглядом, потом ответил:

– Можно.

– Вот я это и хотел предложить, – произнес Африканыч. – Чтобы проверить наши возможности и разогнать застоявшуюся кровь. Я тоже буду в этом участвовать…

– Ты? – вскинул брови Огонь-Догановский, глядя на Неофитова.

– Я, – весело ответил Африканыч.

– В исподнем?

– В исподнем! И предлагаю это сделать всем остальным.

– Я пас, – быстро сказал Алексей Васильевич. – Староват я для таких-то делов.

– Хорошо. Ты будешь главный наш арбитр. И единственный. А как остальные? – посмотрел Самсон Африканыч на Долгорукова и «графа» Давыдовского.

– А что, я не против, – произнес после некоторого раздумья Всеволод Аркадьевич. – И в самом деле, разгоним кровушку…

– Я не хотел бы… – начал было Давыдовский, но Огонь-Догановский его оборвал:

– Все, так все!

– Но ты-то не участвуешь, – возразил ему «граф».

– Не участвую, – сказал Алексей Васильевич. – Но исключительно в силу возраста. Был бы я помоложе, не преминул бы, ей-богу…

На том и порешили: не далее как завтра, в девять утра, все четверо высаживаются на разных улицах города в одних портках и начинают «переламывать ситуацию», в которой оказались. На все про все им дается около пяти часов. Стало быть, к двум часам пополудни они должны вернуться в нумер Севы Долгорукова со всем тем, что им удалось добыть. Алексей Васильевич, как независимый и единственный арбитр, будет считать наличные деньги, добытые участниками этого «соревнования», и переводить в конкретные суммы одежду и предметы, которые они будут иметь с собой на момент возвращения. Победителем будет считаться тот, кто вернется в гостиницу наиболее обеспеченным в денежном выражении…