Gears of War #4. Распад Коалиции

— «А на что я способен? На расстрел гражданского, который у моих солдат провиант воровал? Или на убийство честного офицера СНР, принявшего у меня капитуляцию?» — Хоффман вспомнил, как тот дал ему воды и согласился помочь всем раненным в осаде. Полковник знал, что воспоминания об этом будут преследовать его до самого конца. — «А то я ведь много всякой неприглядной херни натворил, сэр. Прям всё сразу и не вспомнишь».

— «Я про того гражданского говорил», — мягко ответил Прескотт. — «Хотя, обе эти ситуации говорят о том, что у вас есть чётко расставленные приоритеты. Потому я и был уверен, что вы согласитесь с применением “Молота Зари” для выведения из строя сил противника».

Хоффману уже не терпелось завершить всю эту беседу, но по какой-то причине он просто не мог себя заставить. Всё равно как на автокатастрофу смотреть — вроде и хочется перестать уже глазеть на это, но оторваться невозможно.

— «Да, а ещё я ничего своей жене не сказал. Она погибла, потому что я выполнял приказ. А вы даже своей чёртовой секретарше растрепали обо всём, чтобы она успела вывезти свою семью в безопасное место. Так что мы с вами оба те ещё мрази, только каждый в свою сторону. К чему весь этот разговор?»

Непроницаемое выражение понемногу начинало исчезать с лица Прескотта. Он и впрямь мог скрывать все те незаметные реакции, бесконтрольно проявляющиеся на лице, при ведении беседы. Большинство людей так делать не умело. Теперь же председатель выглядел куда более открытым к мужскому разговору.

“Не забывай, какой он великолепный актёр”, — мысленно напомнил сам себе Хоффман.

— «Очень скоро я вас кое о чём попрошу», — сказал Прескотт. — «Но причин моей просьбы объяснить не смогу. Я могу лишь сказать вам, что у меня есть одно безотлагательное дело, и мне понадобится ваша помощь в нём. Что скажете на это?»

“Он меня специально из себя выводит, шутки ради. Иначе и быть не может. Сколько раз мы уже ругались из-за всей это секретной херни? Интересно, он и впрямь думает, что я и дальше буду терпеть, как меня раком имеют?”

— «Если бы вы меня попросили слепо последовать приказу лет десять назад, председатель, я бы поныл, конечно, но выполнил бы его», — Хоффман постарался дать Прескотту продуманный ответ вместо того, чтобы просто дать ему по роже и покончить со всем этим. — «Но после всего того, что мы пережили за последний год, я не стану так поступать. Я не стану выполнять ваши приказы, пока вы не будете готовы рассказать мне всё как есть».

— «Спасибо вам за честность, Виктор», — казалось, Прескотт и сам заранее понимал, каков будет ответ Хоффмана, но всё же решил попробовать. — «К несчастью, мы в весьма специфическом положении, примерно похожем на то, что было в Кузнецких Вратах. Ситуация такова, что нас с вами вновь будут считать за отпетых мразей, ругая последними словами. Тем не менее, никакого приказа я вам пока не отдавал, так что ваш отказ его выполнять считаю чисто гипотетическим».

Прескотт положил руки на стол, сцепив ладони в замок. Таким жестом он обычно показывал, что ждёт решения от собеседника. Хоффман решил, что председатель его испытывает, предлагая либо ввязаться в его дела, либо же встать и уйти. Полковник решил выбрать второе, пока его не уговорили согласиться на нечто, о чём он в дальнейшем пожалеет, и собрал всю свою волю в кулак.

— «Если я вам пока больше не нужен, председатель, то мне пора идти. Надо ознакомиться с рапортами и отчётами».

— «Виктор, я ведь вас снова попрошу об этом».

— «И услышите тот же самый ответ».

— «Иногда можно спасти куда больше жизней, если поступить не совсем честно, прямо и по-мужски».

— «Про это я тоже в курсе», — ответил Хоффман. На какое-то мгновение ему даже захотелось сотрудничать с Прескоттом, чтобы оправдать веру и льстивые речи того в адрес полковника, и чтобы укрепить их довольно странные личные отношения. Но Хоффман тут же напомнил себе, что именно так политики своих целей и добиваются. Они знают, как надавить на нужные рычаги. Надо было им сопротивляться. — «Но если я и буду что-то делать, то только имея на руках полную информацию. На слепую веру я полагаться не стану. Хорошего вам дня, сэр».

Спускаясь по лестнице вниз, Хоффман был скорее встревожен услышанным, нежели зол. Он уже будто слышал, что ему скажет Майклсон на это: «Да он забавляется с тобой, как с игрушкой». А что, если это не так? Хоффман ведь ни разу не уличал Прескотта в настоящей, неприкрытой лжи. Председатель не лгал, а лишь утаивал информацию, не проявляя никаких признаков бесчестного поведения, за которые мог бы ухватиться полковник.

По пути к выходу полковник решил ещё раз зайти в боевой информационный центр. Это был словно иной мир, где всё было выверено и точно, и где люди правдиво отвечали ему на все вопросы.