Где нет параллелей и нет полюсов памяти Евгения Головина

Головин был врагом общества, он вел с ним войну в течение всей жизни. Он был против общества во всех его проявлениях и откровенно желал ему зла. Всему в целом. В этой войне он выстроил самостоятельную онтологию антиобщественного образа жизни. Головин дружил с теми, у кого не было никакого социального статуса, а у кого он был, то быстро куда-то девался. Бродяги, неофициальные художники, алкоголики, бездомные и сумасшедшие — к ним, напротив, Евгений Всеволодович относился с почтением и осторожностью: он видел в них авангард армии новой свободы.

Перемены в политическом строе в 90-х годах ХХ века он не заметил и не признавал, продолжая называть демократическую Россию «Совдепом». Паспорт он терял при любом удобном случае и стремился не восстанавливать никогда. Врачей он ненавидел еще больше милиционеров.

Социология Головина основана на валоризации абсолютной трансгрессии. Только подавляющее меньшинство способно прорваться к статусу человека. Общество состоит из трусливых роботов и прирученных мелких бесов. Граница проходит по зоне страха. Преодолев эту зону, человек выходил в открытое море безумия.

В юности Евгений Всеволодович обучал своих сподвижников таким ценным социальным практикам. Гуляя вместе с приличным спутником по району, населенному пролетарским классом, Головин подходил к одной из группок толкущейся шпаны, без предупреждения наносил удар в челюсть главарю и немедленно падал, притворяясь мертвым. Вся недоуменная агрессия группы обрушивалась на спутника. «Внешний мир агрессивен», — растолковывал потом Головин, — надо всегда быть к этому готовым».

Традиционалист: невозможный Генон

Головин первым в России обнаружил Генона и европейский традиционализм. Как вообще это было возможно в 60-е годы, в голове не укладывается: ни среды, ни отдельных людей, интересующихся традиционализмом, в советском или антисоветском обществе того времени просто не могло быть. Головин нашел это, оценил это и пересказал это. Но как пересказал! Так, что Генон заиграл всеми цветами мира. Это был ослепительный Генон, Генон как поэзия, как удар, как вызов, как жизненный поток, вырвавшийся вовне из неизвестных сфер. Никакой схоластики, никакого интеллектуального сектантства, свойственного европейскому традиционализму. Генон Головина был пронзительным, головокружительным, экстатическим знанием.

Сегодня невозможно сказать, был бы Генон для нас тем, кем он является сейчас, не будь этого первого прочтения Головина. И более того — дошли бы мы до него сегодня или нет. Генон здесь не только автор, но и целый веер авторов и текстов, начиная с Эволы, Буркхардта и Элиаде. Все это вынул и продемонстрировал перед остолбеневшими созерцателями лично и исключительно Евгений Всеволодович.

Идея принадлежит тому, кто ее понимает. Головин не только понял Генона, он понял в нем то, что было в нем скрыто, и даже то, чего в нем вообще не было. Поэтому Головин и есть творец русского традиционализма.

Алхимик: работа с цветом

Головин любил алхимию, относился к этой своей любви бережно и деликатно. Наверное, потому, что алхимия предельно туманна, непонятна, далека, асоциальна, травматична, энигматична, отстраненна. И самое главное — потому, что она никому вообще сегодня не нужна и ни в каком смысле никого не интересует.

Алхимическая поговорка гласит: «не пренебрегайте пеплом, это диадема короля». Сама алхимия сгорела вместе со Средневековьем, и сегодня у нас только ее пепел. Головин решил им не пренебрегать.

Он тщательно собрал его, изучил, поместил в центр своего внимания, соотнес с океаном живородящей смерти, с которым состоял в интимных отношениях, и принялся очищать царственную диадему.

Работа в черном. Nigredo. Можно ли назвать так то, чем занимался Головин? Не думаю. Не думаю потому, что ничего мы таким образом не объясним. Алхимия не проясняет, но запутывает. Темное истолковывается в ней только еще более темным. Но нам это ничего не скажет о Головине. Разве то, как он жил, — это «черное»? Это мы с вами черное, а он не имеет цвета или одновременно является всеми цветами. Истинный смысл цветов и их редистрибуция по фазам Великого Делания — не нашего ума задача.

Занятия Головиным алхимией — часть его внутренней жизни, для нас скрытой.

Мистик: язык птиц

Я должен был встретиться с Головиным у метро с несредневековым названием «Аэропорт». Я подошел к месту встречи чуть раньше. Головин в плаще стоял и смотрел сквозь кусочек янтаря на заходящее солнце. Он стоял, а люди обтекали его, глядя в прямо противоположном от солнца направлении.

Когда я подошел, он, почти оправдываясь, убрал янтарь и пояснил: «считается, что это помогает нервной системе и позвоночнику».

Нервная система и позвоночник находились у него в идеальном состоянии.