Где я?

Сегодня все с самого начала пошло не так. Сначала опоздал Крыса, долго и нудно просил у меня прощения, жалуясь на какого-то олуха, который не отмыл его инструменты. Ого! Он ещё и инструменты моет! Потом заявился тюремщик и сказал, что сегодня у него осталось только четыре факела. Они опять основательно поругались, а я наслаждался неожиданной отсрочкой.

Пока тюремщик ходил за кресалом, а Крыса что-то бурчал под нос, я вспомнил как-то прочитанный в детстве роман Роджера Желязны о приключениях главного героя, который потерял память. В итоге он, конечно же, оказался принцем, но перед этим ему пришлось пережить довольно неприятный момент: его ослепили. Спустя несколько лет он вновь обрёл зрение и бежал из темницы. Интересно, а я смогу регенерировать, например, палец, руку или глаз? Одно дело – открытая рана. Другое – отрастить конечность.

Мои мысли были прерваны появлением нового персонажа. Дверь камеры приоткрылась, и я увидел, что к нам в гости пожаловал не кто иной, как отец Тук. Он бодро ступил внутрь, даже не поморщившись от вони, к которой я так и не смог привыкнуть. Хорошая практика? Ежедневные упражнения?

– Крыса, – обрадовался он. – Ну и как тебе наш молодой человек? Не надоедает? Ведёт себя хорошо?

Если они и слышали скрежет моих зубов, то не обратили на него внимания.

– Сначала все было очень хорошо, отец Тук, – пожаловался палач, сопровождая свои слова искренним вздохом, – он показал себя примерным пленником. Но потом все вдруг изменилось.

Ну да, в какой-то момент я перестал орать, когда корчился под ножом или от раскаленных щипцов. Мне было больно, видит бог, так больно, что иной раз я был не в состоянии сдержать слез. Но последнее время кричать перестал. Словно отрезало.

– Да что ты?! – нахмурился священник. – Ой, как плохо! Плохо, очень плохо. Совсем отбился от рук!

– Как есть отбился! – Крыса согласно закивал. – Я сразу говорил, что не нужно с ним обходиться так мягко. А вы все: погоди да погоди! Без особых моих … никак нельзя.

Священник внимательно на меня посмотрел, я без боязни встретил его взгляд. А что мне терять? У меня ничего нет, даже свободу и ту забрали. Пусть подавится! Я плюнул ему в лицо, жаль, что в детстве не постиг эту столь необходимую сейчас науку, потому что смачного плевка не получилось. Да провались ты!

– А знаешь, что? – вдруг сказал отец Тук, наставительно погрозив мне пальцем. Давай-ка, попробуем.

Палача забил от предвкушения озноб, а до меня дошло, что сейчас опять поступил неразумно. И вот они последствия, мчатся ко мне со всех ног. Только лови!

– Займись его левым глазом, – сказал священник, задумчиво потирая бороду. – Только аккуратно, а то я тебя знаю…

Говорил мне отец, что мысли материальны, да кто слушает этих взрослых? Надо ли говорить, что в тот раз Крыса ушёл от меня словно кот, вместо блюдечка с молоком обнаруживший кастрюлю со сливками. Его увели из камеры под руки, причмокивающего от удовольствия, а я до изнеможения бился в кандалах, прикованный к стене. После меня ещё дважды приходили кормить, но я не притрагивался к пище.

Я лишился глаза! Паленый запах плоти легко прошёл сквозь мою защиту, а потом меня ещё и накрыло аурой Крысы, который, похоже, плавал в море первой любви. Так что к концу дня я чувствовал себя настолько паршиво, что мысли о еде вызывали физическую боль.

Я лишился своего глаза! Ну и что, что у меня остался ещё один! Он сунул раскаленный прут мне в глазницу, так что мне больше никогда не забыть звука мгновенно вскипающей жидкости и ослепляющей вспышки боли в голове.

Что следующее на очереди? Рука? Их ведь тоже две. Или пальцы? Их вообще десяток! И, главное, я не понимал смысла происходящего. Зачем мучить? В конце концов просто убейте. Хотя нет, это уже лишнее. У живых есть шансы, мёртвым шансы до лампочки.

Кто сказал, что ночь создана для сна? Враки! Это время суток для самых тёмных дел. Придёт серенький волчок и укусит за бочок. Все ведь слышали эту колыбельную? Ко мне вот пришел. И хотя глаз у меня отняли не ночью, палачам тоже нужно отдыхать, сегодня я не сомкнул глаз, свой единственный и последний.

Как ни странно, боль улеглась довольно скоро, глаз не болел, он медленно ныл, как если бы мне удалили зуб, и прошла заморозка. Но вместо зуба можно воткнуть имплант, а что здесь можно вставить вместо него?

Всякий раз, когда мысли возвращались к этому моменту, меня душил беззвучный приступ бешенства и выгибала дугой ослепляющая боль в голове. Я висел на оковах и рычал в темноте. По-моему, даже крысы сегодня в страхе разбежались подальше от моей камеры.

Когда чуть успокаивался, гадал, сработает ли регенерация? Совладает ли с таким сильным повреждением? Или это все мысли от бессилия и безысходности. Но должен же человек на что-то рассчитывать, надеяться?

Во всех этих вариантах я, как мог, пытался отогнать от себя мысли о том, что в любой момент, в любую секунду мог войти кто угодно и произнести: правый глаз, левая рука, обе ноги, и я ничего не смогу с этим поделать. Просто не смогу.