Где я?

И хотя на меня старик не смотрел, над ним плавал разноцветный шарик, выдающий его досаду, злость страх и ещё кучу всего, замешивая цвета в палитру безумного художника. Кто ему успел насолить? Я? Тем, что попался? Или есть ещё что-то? И с какой стати этот святоша расстался со своим привычным насестом? Неужели старичка прогнал кто-то более достойный?

А вот и второй! Он занял привычное место епископа, который, в свою очередь полгода назад согнал оттуда настоятеля. И тут популярна игра царь горы? Только играют в нее такие страшные дядьки, что сосет под ложечкой.

Из своего положения пока еще живого сына Ивана Грозного моему взгляду открывался живописный вид на сапоги нынешнего обладателя трона. К слову, такой примечательной обувки мне видеть не доводилось: кожа неизвестного мне происхождения играла красками, подстраиваясь под освещение и предметы поблизости, принимая их оттенок. У ножки стола она сливалась с цветом старого дерева, демонстрируя даже старые царапины, а на ковре переливалась холодным серым плюшем. И здесь нанотехнологии?

Пора было являть себя народу, что я и постарался сделать, бережно воздев протестующее тело на ноги. Голова слегка кружилась, видимо, мозг все-таки тряханули как следует – что, возможно, и к лучшему, – немного подташнивало. Лишь встретившись глазами с обитателем кресла, я перестал кряхтеть как столетний дед и вообще позабыл обо всем.

В кресле вальяжно расположился эльф. Нет, я и раньше знал, что больше тут взяться некому, но знать и видеть – совсем разные вещи. Я бы сказал, диаметрально противоположные.

Там, на площади, я обратил внимание, что фигурой князь заметно выделяется даже среди сородичей, но одно дело заметить издалека, другое – находиться от обладателя великанского роста практически в двух шагах. Даже сидя он оказался выше, чем двое Ианов, поставленных один другому на голову. Просто Гулливер какой-то. Мне пришло в голову, что мы с епископом, пожалуй, сойдем за лилипутов.

Несмотря на то, что эльф с лёгкостью мог похлопать дядю Степу по макушке, вся его фигура говорила, что в основе дизайна их расы лежит принцип золотого сечения. Не помню, правда, как оно считается, но сам принцип был, что называется, налицо. Все в нем кричало о правильности и соразмерности.

Отдельных слов заслуживало лицо. Знаете, когда идёшь по улице и от нечего делать смотришь на лица прохожих, автоматически подмечаешь: у этого нос слишком большой, а этому нужно слегка убрать скулы и расширить глаза, той девушке пойдёт чуть-чуть округлить лицо и приподнять правую бровь. Идеальных людей не существует.

Примерно так я думал до сегодняшнего дня, пока воочию ни увидел это лицо. Глядя на абсолютно правильные черты, я понял, что впервые в жизни мне нечего добавить. И убрать тоже нечего. Передо мной сидел недостижимый эталон мужской красоты и с улыбкой наблюдал, как я его разглядываю, а на меня надвигалась целая буря эмоций, начиная от привычной уже брезгливости и заканчивая картинами, от которых мне захотелось срочно смыться из этого кабинета, чтобы оказаться, как можно дальше отсюда.

– Епископ, что вы скажете, глядя на этот экземпляр? – голос у князя оказался таким же изумительно идеальным и звучал, словно дивная песня, в отличие от смысла его слов.

– А я должен что-то говорить? – процедил отец Тук.

– Ну же, Теодор, не стоит так киснуть, – весело произнёс эльф, что-то вертя в руках. Приглядевшись, я понял, что вижу стрелу с тупым наконечником, обернутым тряпкой. Вот и инструмент для создания шишек у возомнивших о себе супергероях. Очередной мой план развалился в пух и прах, потому что опять не учтены нюансы. Что мешало предположить, что и в средние века существует возможность лишить человека сознания, не убивая? Если выберусь из передряги, стоит глубже закопаться в нюансы. Поверхностный взгляд в очередной продемонстрировал свою неактуальность. Если выберусь…

Не дождавшись реакции епископа, эльф изобразил искреннее огорчение.

– Теодор, тебе полегчает, если я признаю, что даже мне не удалось бы спланировать операцию лучше?

– Толку-то мне с твоего признания? – буркнул епископ, и не подумав поддержать шутливый тон собеседника. Я про себя присвистнул: да эти оба, оказывается, прекрасно друг друга знают! Открывает ли это передо мной какие-нибудь перспективы? Время покажет.

– Не скажи, – враз посерьезнел эльф. – Это многое меняет, очень многое. Надо только подумать, хорошенько подумать.

Он закинул ногу на ногу и принялся отбивать ногтем ритм по столу. Епископ помалкивал, ерзая на стуле, как уж на сковородке, а я для этих двух словно перестал существовать. Аура инквизитора поблекла, его мысли явно поменяли направление.