Где апельсины зреют

— Да конечно-же плачетъ. Видишь, на глазахъ слезы. Моргаетъ глазами и слезы… Конечно-же проигралась.

— Можетъ быть мужъ раздразнилъ.

— А зачмъ-же тогда держать кошелекъ въ рукахъ и перебирать деньги? Видишь, серебро. И денегъ-то всего три франка и нсколько сантимовъ. Сейчасъ видно, что это остатки. До тла проигралась.

— Удивительно, какъ это вы любите видть во всемъ худое.

Николай Ивановичъ, между прочимъ, не спускалъ съ дамы глазъ. Дама была молоденькая, нарядно и кокетливо одтая. У ней въ самомъ дл на глазахъ были слезы. Вотъ она убрала въ карманъ кошелекъ, тяжело вздохнула и задумалась, въ упоръ смотря на колонну, находящуюся передъ ней. Такъ она просидла нсколько секундъ и перевела взоръ на свою правую руку, пощупала на ней браслетъ и стала его снимать съ руки. Черезъ минуту она поднялась съ дивана и стала искать кого-то глазами въ зал. По залу, заложа руки за спину и закусивъ въ зубахъ дымящуюся сигару, бродилъ черный усатый господинъ въ длинной темной визитк англійскаго покроя. Дама направилась прямо къ нему. Онъ остановился, вынулъ сигару изо рта и, будучи высокаго роста, наклонился надъ дамой, какъ-бы сбираясь ее клюнуть своимъ длиннымъ крючковатымъ носомъ восточнаго типа. Они разговаривали. Дама подала ему браслетъ. Онъ взялъ отъ нея браслетъ, холодно-вжливо кивнулъ ей и отошелъ отъ нея, въ свою очередь отыскивая кого-то глазами. Искать пришлось не долго. Съ нему подлетлъ низенькій, толстый, съ неряшливой полусдой бородой человкъ въ гороховомъ пальто. Они отошли въ сторону и вдвоемъ стали шептаться и разсматривать браслетъ. Пошептавшись, усатый господинъ поманилъ къ себ даму и, спрятавъ браслетъ въ одинъ карманъ, вынулъ изъ другаго кармана кошелекъ и началъ отсчитывать ей деньги.

— Глаша, Глаша, смотри. Та дама, что плакала, браслетъ свои ростовщику закладываетъ. Передала ему браслетъ и деньги получаетъ, указалъ Николай Ивановичъ жен.

— Ну, ужъ вы наскажете.

— Да смотри сама. Вотъ у колонны… Видишь… Сейчасъ передала ему браслетъ и деньги взяла. Вонъ онъ ей и росписку пишетъ.

Усатый господинъ дйствительно вынулъ записную книжку и писалъ въ ней что-то карандашемъ. Черезъ минуту онъ вырвалъ изъ книжки листикъ и подалъ его дам. Дама быстро схватила листикъ и ускореннымъ шагомъ побжала къ дверямъ, ведущимъ въ игорныя залы и охраняемымъ швейцаромъ и контролеромъ.

— Ну, что, убдилась? — спрашивалъ жену Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Вотъ гнздо-то игорное! Даже ростовщики водятся.

— Да мало-ли дуръ всякихъ есть, — отвчала Глафира Семеновна.

Конуринъ тоже видлъ операцію залога браслета и дивился.

— Ловко! Совсмъ по цивилизаціи! прищелкнулъ онъ языкомъ и покачалъ головой. — И вдь какъ все это въявь длается, безъ всякаго стсненія! При игорномъ дом и касса ссудъ… Удивительно.

— Попали мы въ мстечко! — вздохнулъ Николай Ивановичъ и спросилъ: — а гд-же играютъ-то? Гд этотъ самый вертепъ? Гд рулетка?

— А вотъ должно быть за тми дверями. Вс туда идутъ, — кивнула Глафира Семеновна на двери, за которыми скрылась заложившая свой браслетъ дама, и направилась къ этимъ дверямъ, ведя за собой мужа и Конурина.

Швейцаръ и контролеръ тотчасъ-же загородили имъ дорогу и спросили билеты. Контролеръ довольно внимательно просмотрлъ билеты, перевралъ въ слухъ фамилію Конурина и наконецъ, возвративъ билеты, произнесъ: “entrez, messieurs”. Швейцаръ распахнулъ двери.

— Ну, наконецъ-то въ рай впустили! произнесъ Конуринъ. Люди свои кровныя деньги имъ несутъ на съденіе, а они у каждой двери заставы понадлали.

Глазамъ Ивановыхъ и Конурина открылся рядъ большихъ и длинныхъ залъ, отдленныхъ одна отъ другой широкими арками. Посреди залъ стояли огромные столы и около нихъ густо толпилась публика. Дамы протискивались сквозь толпу мужчинъ, протягивали руки со ставками. Мужчины загораживали имъ дорогу и въ свою очередь лзли къ столу, стараясь поставить на номеръ деньги. Наступившіе кому нибудь на ногу или толкнувшіе другъ друга, даже не извинялись. Азартъ поборолъ все. Везд раскраснвшіяся лица, везд тяжелое прерывистое дыханіе, растрепанныя прически, на которыя владльцы ихъ, отдавшись всецло игр, уже не обращали вниманія и не приводили въ порядокъ. Какъ въ гостиной зал, такъ и здсь несложный сдержанный разговоръ, состоящій изъ игорныхъ терминовъ или даже только полушопотъ, изрдка прерываемый извстными выкриками крупье: “Faites vos jeux” и “rien ne va plus”.

Ивановы и Конуринъ обошли вс залы, бродя между столами и наблюдая стоявшую и сидвшую около нихъ публику. У одного изъ столовъ они услышали и русскій полувозгласъ:

— Бьетъ игра, бьетъ и даже просвта не вижу!

— Слышалъ? Русопета нашего обчищаютъ, кивнулъ Конуринъ по направленію къ столу. — Попался, голубчикъ.

— Не лзь на рогатину. Самъ виноватъ, откликнулся Николай Ивановичъ.

— Однако, вдь есть-же такіе, что и выигрываютъ, — замтила Глафира Семеновна. — Я сама читала въ газетахъ, что какой-то кельнеръ изъ ресторана здсь цлое состояніе выигралъ.