Где апельсины зреют

— Вишь, какъ застроились! Въ род нашей Новой Деревни, сказалъ Николай Ивановичъ. — Вонъ даже что-то въ род “Аркадіи” виднется.

— Въ род Новой Деревни! Ужъ и вывезешь ты словечко! попрекнула мужа Глафира Семеновна. — Здсь мирты, миндаль въ цвту, лавровыя деревья, какъ простой лсъ растутъ, а онъ: Новая Деревня!

— Лавровыя! Да нешто это лавровыя? усумнился Конуринъ.

— Конечно-же лавровыя.

— Лавровый листъ изъ нихъ длается?

— Онъ

— Ну, штука! Скажи на милость, въ какія мста пріхали! Вотъ-бы хорошо нарвать, да жен для щей на память свезти. Ахъ, жена, жена! Что-то она, голубушка, теперь длаетъ! Поди сидитъ дома, пьетъ чай и думаетъ: “гд-то теперь кости моего дурака мужа носятся”?

— Что это она у тебя ужъ очень часто чай пьетъ? — сказалъ Николай Ивановичъ.

— Такая баба. Ядъ до чаю. А вдь и то я дуракъ. На кой шутъ, спрашивается, меня отъ торговаго дла къ заграничнымъ чертямъ на кулички вынесло!

— Да полно теб ужъ клясть-то себя! За то отполируешься заграницей.

— Еще таверне. Вонъ вывска! Стой, извощикъ! Стой! — закричалъ Конуринъ.

— Увидали? Ахъ, какъ вы глазасты насчетъ этихъ вывсокъ, — сказала Глафира Семеновна.

— Матушка, голубушка, въ горл пересохло. Вы то разочтите: вдь мы въ Петербург по пяти разъ въ день въ трактиръ чай пить ходимъ, по два десятка стакановъ чаю-то охолащиваемъ иной разъ, а тутъ безъ китайскихъ травъ сидишь.

Извощикъ остановился передъ сренькой таверной, помщавшейся въ маленькомъ каменномъ домик, около входа въ который стояли деревянные зеленые столы и стулья. Къ коляск выбжалъ содержатель таверны, безъ сюртука, въ одномъ жилет и въ полосатомъ вязанномъ колпак на голов.

— Венъ ружъ, мусье! И апельсинъ на закуску, для мадамы!.. — скомандовалъ Конуринъ.

— Оранжъ, оранжъ… — поправила Глафира Семеновна.

— Oh, oui, madame… — засуетился трактирщикъ.

— Де бутель! Надо дв бутылки! — крикнулъ Николай Ивановичъ. — Общались извощику поднести.

— Это шулеришк-то? Шулеришк, отнявшему у меня вчера въ Казино шестнадцать франковъ изъ-за Лисабона? Не желаю я, чтобы вы его потчивали, — заговорила Глафира Семеновна.

— Нельзя, Глаша… Мы ему раньше посулили. Тогда не слдовало совсмъ хать съ нимъ. А ужъ коли похала, то чего-жъ тутъ!

Мужчины вышли изъ коляски, чтобы размять ноги. Глафира Семеновна продолжала сидть. Слзъ съ козелъ и извощикъ и закурилъ трубку. Трактирщикъ подалъ вино. Начали пить.

— Наливай и коше венъ ружъ, — говорилъ Николай Ивановичъ, кивая трактирщику на извощика. — Веръ пуръ коше.

Пилъ и извощикъ.

— Votre sant'e, messieurs et madame… кланялся онъ.- Vous ^etes les russes… Oh, nous aimons les russes!

Выпивъ вина, онъ сдлался смле и фамильярне, подошелъ къ Глафир Семеновн и, извиняясь за причиненную ей вчера въ Казино непріятность, сталъ доказывать, что ставку выигралъ онъ, а не она, стало быть онъ совершенно справедливо захватилъ со стола деньги.

— Алле, але… же не ве на парле авекъ ву… махала та руками и крикнула мужчинамъ: Господа! Да уберите отъ меня извощика! Ну, что онъ ко мн лзетъ!

— Мусью! Иди сюда! Пей здсь! крикнулъ ему Николай Ивановичъ, помстившійся уже съ Конуринымъ за зеленымъ столикомъ.

— Mille pardon, madame… разшаркался передъ Глафирой Семеновной кучеръ и отошелъ отъ нея.

Снова дорога, то поднимающаяся въ гору, то спускающаяся подъ гору, снова налво роскошныя виллы, а на право морская синяя даль. Извощикъ, подбодренный виномъ и фамильярнымъ обращеніемъ съ нимъ сдоковъ, еще съ большимъ жаромъ началъ разсказывать достопримчательности дороги, по которой они прозжали.

— Villa Pardon… указывалъ онъ на возводящуюся каменную постройку.- Villa Crenon, Villa Scholtz…

Онъ даже разсказывалъ о профессіяхъ владльцевъ виллъ: кто откуда родомъ, кто на чемъ разбогатлъ, кто фабрикантъ, кто банкиръ, кто на какую актрису разоряется, но его никто не слушалъ.

— Бормочи, бормочи, мусье, все равно тебя никто не понимаетъ… проговорилъ Николай Ивановичъ.

— Очень даже понимаю, похвасталась Глафира Семеновна:- Но не желаю отъ извощика разговоровъ слушать.

Показалась роскошнйшая вилла съ бульваромъ, съ роскошнымъ садомъ, обнесеннымъ чугунной ршеткой. Посреди пестрющей цвтами клумбы билъ фонтанъ. Вотъ и ворота во дворъ виллы съ каменными столбами и рзной чугунной перекладиной, обвитыми плющемъ. У воротъ стоялъ бравый лакей, съ непокрытой головой, въ синемъ полуфрак со свтлыми пуговицами, въ бархатныхъ красныхъ плюшевыхъ короткихъ штанахъ и черныхъ чулкахъ и башмакахъ съ пряжками. Онъ стоялъ важно выпятивъ впередъ правую ногу и курилъ сигару, пуская въ воздухъ дымъ колечками. Глафира Семеновна взглянула на лакея и вздрогнула. Въ лаке она узнала Капитона Васильевича, съ которымъ она, ея мужъ и Конуринъ вчера завтракали и играли въ зал на сваяхъ. Взглянулъ на лакея и Конуринъ, пробормоталъ:

— Тсъ… Вотъ такъ штука… Землякъ-то нашъ какимъ пестрымъ птухомъ одтъ. Скажи на милость, въ лакеяхъ служитъ, а мы то его…

— А мы его чуть не въ графы произвели, въ секретари посольства… Женушка моя любезная прямо заявила, что онъ аристократъ и даже, въ первый разъ увидавшись, ужъ подъ руку съ нимъ по зал порхала, весь вспыхнувъ, заговорилъ Николай Ивановичъ.