— Оставь крестраж! — приказал Гарри.
Рон резким движением снял через голову цепочку и бросил медальон на ближайшее кресло. Затем повернулся к Гермионе:
— Что ты делаешь?
— В смысле?
— Ты остаёшься или что?
— Я… — она выглядела несчастной. — Да… да, я остаюсь. Рон, мы сказали, что пойдём с Гарри, мы сказали, что поможем…
— Я понял. Ты выбрала его.
— Рон, нет… пожалуйста… вернись, вернись!
Она натолкнулась на собственное Защитное заклинание, а к тому времени как она сняла его, он уже исчез в ночи. Гарри стоял неподвижно и тихо, слыша, как она плачет и выкрикивает его имя между деревьями.
Через несколько минут она вернулась, её намокшие волосы прилипли к лицу.
— Он у… у… ушёл! Аппарировал!
Она бросилась в кресло, свернулась калачиком и разрыдалась.
Гарри впал в оцепенение. Он наклонился вперёд, поднял крестраж и надел его себе на шею. Потом взял одеяло с постели Рона и укрыл им Гермиону. Затем забрался в собственную кровать и уставился в тёмную крышу палатки, вслушиваясь в стук дождя.[15]
Глава 16. Годрикова Лощина
Проснувшись на следующее утро, Гарри не сразу вспомнил, что произошло. Потом в нём зародилась детская надежда, что всё это ему приснилось, и на самом деле Рон здесь и никогда не уходил. Но, едва повернув в сторону покоящуюся на подушке голову, он увидел покинутую постель Рона. Она была как будто мертва и притягивала к себе взгляд. Гарри соскочил с собственной кровати, стараясь не смотреть на постель Рона. Вместо того чтобы пожелать ему доброго утра, Гермиона, уже вовсю хлопотавшая на кухне, как можно быстрее отвернулась при его появлении.
Завтракали они с Гермионой в тишине. Глаза девушки были красными и опухшими; кажется, она не спала. Пока они собирались, Гермиона тянула время. Гарри знал, почему она хочет как можно дольше продлить их пребывание на берегу реки. Несколько раз Гарри ловил её нетерпеливый взгляд, и он знал, что она обманывала себя мыслью, будто в шуме дождя слышит шаги. Но рыжеголовая фигура так и не появилась среди деревьев. Каждый раз, когда Гарри, следуя её примеру, оглядывался по сторонам (ведь он и сам не оставлял надежды) и не видел ничего, кроме намокшего под дождём леса, внутри него снова просыпалось бешенство. В ушах звенели слова Рона:
Уровень мутной воды в реке перед ними быстро поднимался, и вот-вот она бы затопила их берег. Они и так задержались не меньше, чем на час, хотя могли давно уже покинуть это место. Наконец, когда Гермиона уже трижды перепаковала украшенную бисером сумочку, поводов задержаться здесь ещё дольше не осталось. И они с Гарри, взявшись за руки, аппарировали на незащищённый от ветра холм, покрытый вереском.
Как только они очутились там, Гермиона выпустила руку Гарри, отошла в сторону, села на большой камень и уткнулась лицом в колени. Её плечи содрогались от, как он прекрасно понимал, рыданий. Гарри смотрел на происходящее, понимая, что должен подойти и успокоить её, но что-то приковывало его к месту. Внутри него всё было холодным и сжалось, лишь он снова вспомнил презрительное выражение лица Рона. Быстрым шагом он сделал несколько кругов вокруг плачущей Гермионы, произнося заклинания для их защиты, что обычно делала она.
Они не говорили о Роне и следующие несколько дней. Гарри решил больше никогда не произносить его имени, а Гермиона, вероятно, понимала, что поднимать этот вопрос нет смысла, хотя иногда ночью, когда, по её мнению, он спал, до него доносились её рыдания. Тем временем Гарри стал периодически доставать карту мародёров и, освещая её волшебной палочкой, следить за передвижениями в замке. Он ждал того момента, когда в коридорах Хогвартса появится точка с надписью «Рон», указывая на то, что он, защищённый статусом чистокровного волшебника, вернулся в уютный замок. Однако же Рон на карте так и не появился, и через какое-то время Гарри осознал, что использует карту для того, чтобы смотреть на имя Джинни посреди спальни для девушек, гадая, а сможет ли интенсивность его взгляда проникнуть в её сон, давая ей понять, что он думает о ней и надеется, что с ней всё в порядке.
Целыми днями они пытались определить местонахождение меча Гриффиндора. Но чем дольше они говорили о местах, где Дамблдор мог его оставить, тем более безумными и невероятными становились их догадки. Как Гарри ни ломал себе голову, он не мог вспомнить ни единого упоминания Дамблдором места, где бы он мог что-то спрятать. Иногда он даже не знал, на кого злился больше: на Рона или на Дамблдора.