Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Голос Гарри всё ещё повторял:

— Добби… Добби… — хотя сам он знал, что эльф уже ушёл туда, откуда его не дозваться.

Спустя минуту он осознал, что они всё-таки оказались там, где нужно, потому что здесь были Билл и Флёр, Дин и Луна, обступившие его, пока он стоял на коленях возле эльфа.

— Гермиона, — внезапно вспомнил он. — Что с ней?

— Рон увёл её в дом, — ответил Билл. — С ней всё будет в порядке.

Гарри снова уронил взгляд на Добби. Он протянул руку и вынул острый клинок из тела эльфа, затем снял куртку и укрыл ею Добби, как одеялом.

Где-то неподалёку море разбивалось о камни; Гарри слушал, как оно шумит, пока остальные говорили о чём-то, обсуждая совершенно не интересные ему дела, принимая какие-то решения… Дин отнёс раненого Грипхука в дом; Флёр поспешила следом; Билл теперь действительно знал, о чём он говорил.

Гарри смотрел на маленькое тельце, и его шрам пульсировал и горел. Каким-то краешком сознания, далеко, словно глядя в подзорную трубу не с того конца, он видел, как Волдеморт карает тех, кто остался в поместье Малфоев. Ярость его была ужасна, но Гарри чувствовал, как скорбь по Добби притупляла её: это был словно дальний шторм, который достигал Гарри, преодолев безбрежный немой океан.

— Я хочу сделать это как надо. Без магии, — это были его первые осознанные слова. — У вас есть лопата?

И он начал работу, в одиночестве копая могилу в том месте, где указал Билл, — в дальнем конце сада, между кустами. Он копал одержимо, наслаждаясь физическим трудом, упиваясь отсутствием волшебства, ибо каждая его капля пота и каждая мозоль была данью эльфу, спасшему их жизни.

Его шрам горел, но он был хозяином этой боли: он чувствовал её, но был отдельно от неё. Он, наконец, научился контролировать, закрывать своё сознание от Волдеморта; научился тому, чему, как хотел Дамблдор, он должен был научиться у Снейпа.

Как Волдеморт не мог завладеть разумом Гарри, пока он горевал по Сириусу, так его мысли не могли проникнуть в сознание Гарри, пока он скорбел по Добби. Казалось, горе изгоняло Волдеморта… хотя Дамблдор, конечно, сказал бы, что это делала любовь.

Он вонзался всё глубже и глубже в эту твёрдую холодную землю, выгоняя горе с потом, не реагируя на боль в шраме. В темноте под шум моря, вторящего его собственному дыханию, всё, что случилось у Малфоев, возвращалось к нему; всё, что он услышал там, звучало в нём снова, и понимание расцветало во мраке…

Мерный ритм работающих рук попадал в такт его мыслям.

Крестражи… Реликвии… Крестражи… Реликвии… только больше нет долгого сгорания в своей судьбе, нет навязчивого стремления. Потеря и смятение уничтожили их. У него было ощущение, будто его грубо разбудили ото сна.

Всё глубже и глубже Гарри копал могилу.

Он знал, где Волдеморт был сегодня, кого он убил в самой верхней камере Нурменгарда и почему…

Он думал о Червехвосте, умершем из-за одного невольного порыва сострадания… Дамблдор предвидел это… Сколько ещё он знал?

Гарри потерял счёт времени. Он только знал, что небо капельку посветлело, когда к нему присоединились Рон и Дин.

— Как Гермиона?

— Лучше, — ответил Рон. — Флёр сидит с ней.

Гарри ожидал, что они спросят, почему он не сделал хорошую могилку простым взмахом палочки, и уже приготовил ответ — но он не понадобился. Они спрыгнули в выкопанную яму со своими лопатами и молча работали рядом, пока могила не стала достаточно глубокой.

Гарри бережно завернул эльфа в свою куртку. Рон сел на краю могилы, стянул с себя ботинки и носки и надел их на босые ноги эльфа. Дин сотворил шерстяную шапочку, и Гарри заботливо поместил её на голову Добби, укутав его острые, как у летучей мыши, ушки.

— Надо закрыть ему глаза.

Гарри не слышал, как подошли из темноты остальные. На Билле была дорожная мантия, на Флёр большой белый фартук, из кармана которого высовывалась бутылка «Костероста». Гермиона, закутанная в чужую одежду, была бледна и еле стояла на ногах. Когда она добралась до Рона, он обнял её. Луна, съёжившаяся в одном из пальто Флёр, склонилась и ласково положила пальцы на веки эльфа, прикрывая остекленевший взгляд.

— Вот, — сказала она мягко, — теперь он будто спит.

Гарри опустил эльфа в могилу, уложив его руки и ноги так, словно тот отдыхал, затем выбрался и последний раз взглянул на крошечное тельце. Он старался держать себя в руках, но это было трудно, вспоминая похороны Дамблдора, многочисленные ряды золочёных стульев, министра магии в первом ряду, перечисление достижений Дамблдора, великолепие белого мраморного надгробия. Он считал, что Добби заслуживал не менее пышных похорон, но, тем не менее, эльф лежит здесь, между кустами, в неумело вырытой яме.

— Я думаю, нам следует что-нибудь сказать, — тоненьким голоском произнесла Луна. — Я начну?

И когда все взгляды устремились на неё, она обратилась к бездыханному эльфу, лежавшему на дне могилы:

— Огромное спасибо тебе, Добби, за то, что ты освободил меня из того подвала. Это так несправедливо, что ты погиб, будучи таким добрым и смелым. Я всегда буду помнить, что ты сделал для нас. Надеюсь, теперь ты счастлив.