Гарри Поттер и Реликвии Смерти

Он мечтал попасть домой, вернуться в то место, где у него была семья. Если бы не Волдеморт, именно в Годриковой Лощине Гарри бы рос и проводил каждые школьные каникулы. Он мог бы приглашать друзей к себе домой… Он мог бы даже иметь братьев и сестёр… Мама испекла бы торт на его семнадцатилетие… Жизнь, которую он потерял, едва ли когда-нибудь казалась ему такой реальной как в тот момент, когда он понял, что увидит то место, где всё это было у него отобрано. После того как Гермиона пошла спать, Гарри тихо вынул из её бисерной сумочки свой рюкзак и достал из него фотоальбом, который так давно дал ему Хагрид. Впервые за несколько месяцев он внимательно рассматривал старые фотографии своих родителей, улыбающихся и машущих ему: это было всё, что сейчас у него оставалось, от них.

Гарри бы с радостью отправился в Годрикову Лощину прямо на следующий день, но у Гермионы были другие планы. Так как она была убеждена, что Волдеморт ожидает возвращения Гарри на то место, где погибли его родители, она решила, что они могут туда отправляться только после того, как убедятся, что у них самая лучшая маскировка из всех возможных. Прошла целая неделя, пока Гермиона согласилась на это путешествие. За это время им удалось заполучить волосы невинных магглов, которые покупали подарки к Рождеству, и вместе попрактиковаться в аппарации под плащом-невидимкой.

Они должны были аппарировать в деревню под покровом темноты, поэтому, ближе к вечеру глотнув многосущного зелья, Гарри превратился в лысого маггла средних лет, а Гермиона — в его маленькую, похожую на мышку, жену. Сумочка, покрытая бисером, вмещавшая всё, что у них было (кроме крестража, который Гарри надел на шею), находилась в кармане застёгнутого на все пуговицы пальто Гермионы. Гарри накинул плащ-невидимку, и они окунулись в удушающую темноту.

С бешено бьющимся сердцем Гарри открыл глаза. Они стояли, сцепившись руками, на заснеженной дорожке под тёмно-синим небом, на котором уже тускло мерцали первые ночные звёзды. Коттеджи выстроились по другой стороне узкой дороги, их окна сверкали рождественскими украшениями. Впереди отблески золотых уличных фонарей указывали на центр деревни.

— Всё в снегу! — прошептала Гермиона под плащом. — Ну почему мы не подумали о снеге? Несмотря на все наши предосторожности, мы будем оставлять следы! Нам надо избавиться от них. Ты пойдёшь впереди, а я займусь этим.

Гарри не хотелось входить в деревню ярмарочной лошадью, скорчившись спина к спине под плащом-невидимкой, чтобы одновременно убирать магией следы.

— Давай снимем плащ, — предложил Гарри, но когда заметил, что Гермиона испугалась, добавил: — Да ладно, мы сами на себя не похожи, и вокруг никого нет.

Он засунул плащ под куртку, и они беспрепятственно проследовали вперёд. Ледяной воздух жалил их лица, пока они проходили мимо домов, из которых любой мог быть тем, в котором когда-то жили Джеймс и Лили, или где сейчас живёт Батильда. Гарри пристально вглядывался в их парадные двери, занесённые снегом крыши и террасы, размышляя, сможет ли он узнать один из них, зная, однако, в глубине души, что это невозможно, что он был слишком мал, когда покинул это место навсегда. Он не был даже уверен в том, что сможет увидеть дом вообще; он не знал, что случалось, когда Хранитель Заклятия Верности умирал.

Затем маленькая улочка, по которой они шли, свернула налево, и им открылась маленькая площадь — сердце деревни. Окружённый разноцветными огоньками, в центре площади стоял военный мемориал, частично закрываемый Рождественским древом. Вокруг размещались разные магазины, почта, паб и маленькая церковь, чьи витражные окна, как разноцветные драгоценности, ярко сверкали.

Снег здесь был утоптанным, тяжёлым и скользким: ведь люди ходили по нему весь день. Жители деревни сновали мимо них туда-сюда; фигуры мягко освещались уличными фонарями. Когда двери паба открывались и закрывались, до Гарри с Гермионой доносились смех и популярная музыка. Затем они услышали, как в маленькой церкви запели рождественский гимн.

— Гарри, это же Сочельник!

— Разве?

Он потерял счёт дням; они не видели газет неделями.

— Да, я уверена, — сказала Гермиона, подняв взгляд на церковь. — Они… они должны быть там, да ведь? Твои мама и папа? Я вижу кладбище за церковью.

Гарри почувствовал сильное волнение, даже более похожее на страх. Теперь, когда он был так близко, он засомневался — хотел ли он увидеть это? Возможно, Гермиона поняла, что он чувствовал, потому что взяла его за руку и повела, время от времени подталкивая вперёд. На полпути через площадь она, однако, остановилась.

— Гарри, смотри!

И указала на памятник. Пока они шли мимо него, он изменился. Вместо обелиска, исписанного именами, там была статуя трёх человек: мужчины в очках, с взлохмаченной причёской, женщины с длинными волосами и добрым, милым лицом и маленького мальчика, сидящего на руках у матери. Снег пушистыми белыми шапками лежал на их головах.