— Не беспокойтесь, сударь, — сказал Пантагрюэлю шкипер, — здесь как раз граница Ледовитого моря, где прошлой зимой произошло жестокое сражение между аримаспийцами[16] и нефлидатами.[17]Крики бойцов, удары, бряцание оружия, ржание коней и весь страшный шум битвы — все это замерзло в воздухе, и только теперь, когда настала весна, звуки снова оттаивают и делаются слышными.
— Это похоже на правду, — сказал Панург. — Давайте, поищем, нет ли тут слов, которые еще оттаяли.
— Вот они! — сказал Пантагрюэль и бросил на палубу целую пригоршню замерзших слов, похожих на разноцветные леденцы.
Среди них мы увидели красные, синие, желтые, зеленые и позолоченные слова. Согреваясь в наших руках, они таяли, как снег, и мы их слышали, хотя и не понимали, что они значат: все это были незнакомые иноземные слова. Одно довольно крупное слово, когда брат Жан согрел его в ладонях, вдруг лопнуло, словно каштан, когда его бросают в горячую золу.
— В свое время это был выстрел из фальконета,[18] — сказал брат Жан.
После этого Пантагрюэль достал еще две-три пригоршни замерзших слов. Среди них было много насмешек и ругательств. Шкипер сказал, что они иногда сами возвращаются в ту глотку, из которой вылетели, и пробивают ее насквозь.
Когда слова растаяли, мы услышали:
— Хип, хип, хип Хис, тих, торш! Бредеден! Бредедак! Ф-рр! Ф-рр! Ф-рр! Бу-бу-бу! Тракк! Тракк! Он, он, дуун! Гог, Магог!
И разные другие непонятные слова.
Мы поняли, что все это — боевые крики и конское ржание. Другие, покрупнее, тая, начинали трубить, словно рожок. Можете себе представить, как все это нас забавляло? Я хотел сберечь несколько ругательных слов на память и положил их в деревянное масло, чтобы они не растаяли. Но Пантагрюэль сказал, что хранить ругательства — глупо. На корабле и без того в ругательствах нет недостатка. Я согласился с Пантагрюэлем и выбросил ругательства за борт.
Глава 22. О том, как Пантагрюэль высадился на остров мессира Гастера[19]
В тот же день Пантагрюэль пристал к острову мессира Гастера. Этот бесплодный и каменистый остров поднимался из моря, словно огромная скала, и взобраться на него было так же трудно, как на гору Дофинэ. Насколько люди упомнят, одному только начальнику артиллерии, Дойяка, удалось взобраться на гору Дофинэ, да и то только с помощью хитрых приспособлений. На вершине горы Дойяка нашел старого барана. Как он там очутился — неизвестно. Говорили, что будто бы, когда баран был еще ягненком, его похитил орел. На вершине горы ягненку, будто бы, удалось убежать от орла и спрятаться в кустарник.
Немало пришлось нам попотеть, чтобы взобраться на остров мессира Гастера. Но зато на вершине горы местность была восхитительна. Повсюду лежали плодоносные поля, зеленели сады, и все это было так красиво, что показалось мне раем земным.
Несмотря на это, мессир Гастер, владелец этого острова, — властелин строгий и непокладистый. Его не обманешь, не убедишь словами. Он никого не слушает. Свои приказы он заставляет исполнять немедленно и не терпит никаких отсрочек.
Шкипер рассказал нам, что однажды государство Частей Тела восстало против Гастера и отказалось ему повиноваться. Но вскоре Части Тела спохватились и вернулись к Гастеру с повинной. Да иначе и быть не могло. Все они погибли бы с голоду.
В благодарность за повиновение Гастер оказывает миру разные услуги. Он придумывает искусства, изобретает машины, вводит ремесла и разные усовершенствования. Вместе с ним проживает добрая дама с латинским именем Пениа, иначе сказать — Нужда. Всюду, куда ни ступит эта добрая дама, начинается полный беспорядок: парламенты закрываются, народ не слушает приказов, и все бегут, куда глядят глаза, лишь бы не попасть ей в лапы.
При дворе мессира Гастера мы увидели множество чревовещателей и чревоугодников. Чревовещатели обманывали простой народ, утверждая, что они говорят не ртом, а чревом. Это были неприятные, злые кудесники, которые вечно завидовали друг другу и ссорились. Наоборот, чревоугодники всегда ходили толпой и никогда ничего не делали. Все они боялись только одного: как бы им не похудеть. Мессира Гастера они считали своим богом, служили и поклонялись ему каждый день и любили его больше всего на свете.
Покуда мы рассматривали чревоугодников, ударил колокол — и весь народ выстроился в длинную колонну, причем каждый занял место сообразно своему чину, званию и положению. Знатные стали впереди; те, у кого чин был поменьше, — сзади. Колонна прошла, как на параде, перед мессиром Гастером. Впереди шел Жирный молодой пузан и нес на палке статую Великого Обжоры. Это было безобразное изображение, настоящее огородное пугало. Глаза у него были больше живота; голова — толще всего остального тела; челюсти — большие и широкие, утыканные крепкими зубами. Палка, на которой несли статую, была в середине пустая. В ней была спрятана веревочка. Когда пузан дергал за эту веревочку, челюсти Обжоры страшно щелкали, словно у огромного щелкунчика.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги