Гамп и компания

— Знаешь, — говорит летенант Дэн, — я бы дорого дал, чтобы арабы разводили устриц, но готов поспорить, что здесь в пределах тысячи миль их нет и в помине.

— Кого? — спрашиваю. — «А»-рабов?

— Да нет же, балбес. Устриц, — говорит Дэн.

В итоге к концу дня он уговорил меня взять его с собой в танковую роту. Прежде чем провести его в лагерь, сходил я на вещевой склад и разжился двумя комплектами полевой формы — для Дэна и для Сью. Насчет старичка Сью, как я подозревал, могли возникнуть вопросы, но мы бы как-нибудь разобрались.

Как выеснилось, всем было пофигу, что к нам присоединился летенант Дэн. Некторые парни даже радовались его компании, посколько у него, у единственного в нашем подразделении, не щитая меня и сержанта Кранца, имелся реальный боевой опыт. На людях Дэн стал теперь носить пратэзы и терпел, если они ему натирали. Не к лицу, говорит, военному человеку передвигаца ползком или на телешке. А еще парни в большинстве своем прикипели к Сью, который по жизни превратился в заправского воришку. Как только мы нацелимся что-нибудь стырить, Сью спешит на помощь.

Каждый вечер устраивались мы перед нашей палаткой и наблюдали за ракетами «скад», которыми нас обстреливал Содом Хусейн. Почти всегда их подзрывали в воздухе наши ракеты, и это зрелище напоминало празничный феерверк, хотя изредка и оканчивалось нещасными случаями.

В один прекрастный день построил нас в полном составе командир батальона.

— Итак, парни, — говорит он. — Завтра седлаем коней. С расцветом «А»-рабы познакомятся с нашими реактивными самолетами, ракетами, артиллерией и со всем прочим, что имеется у нас в наличии. А после мы начнем так херачить по ним из танков, чтобы они подумали, будто это сам Аллах вернулся на землю их покарать. Так что сегодня вам надо как следует выспаться. На пару дней вперед.

Тем вечером я немного отошел от лагеря на край пустыни. Никогда еще не доводилось мне видеть такого яркого неба, как там: казалось, все звезды засияли что было сил. Я чуток помолился, чтобы в бою со мной ничего не случилось, посколько впервые в жизни на мне лежала отвецтвенность.

В тот день пришло письмо от миссис Каррен, где говорилось, что она совсем состарилась, потеряла здоровье и уже не может поднимать малыша Форреста. Для нее, мол, уже забронировали место в пансионате для престарелых, а дом свой дом она выставляет на продажу, посколько без денег в пансионат не берут. Малышу Форресту, говорит миссис Каррен, «придется жить на государственном попечении или уж не знаю как, пока не появятся другие возможности». У мальчика, писала она, сейчас переходный возраст, внешне он очень хорош, но временами становица неуправляемым. По словам миссис Каррен, у него завелись лишние деньги: выходные он якобо проводит в Миссисипи, где отирается в разных казино и щитает карты за покерными столами, но из большинства казино его уже выставили, потому как он слишком умный и вечно выигрывает.

«Ты уж извини, — написала миссис Каррен, — но больше ничем помочь не смогу. Уверена, Форрест, скоро ты вернешься домой и все образуется».

Я, конечно, сочуствовал миссис Каррен. Она сделала все, что смогла. Но на серце давила тяжесть: будет ли от меня хоть какой-то прок, даже вернувшись домой целым и невредимым? Нет, в самом деле, посмотрите, что на сегодняшний день у меня за душой. Короче, пока я предавался этим мыслям, из пустыни налетел на меня какой-то смерчь. Покружил под ясными звездами, а не успел я опомница, как посреди песка и ветра замерцала Дженни. Я так по ней соскучился, что от радости чуть не лопнул.

— Ну что, — говорит она, — похоже, ты в своем репертуаре

— А что я такого сделал?

— Увяз по самое некуда. Тебе же завтра идти в бой с «А»-рабами, разве нет?

— Да. Приказ есть приказ.

— А вдруг с тобой что-нибудь случится?

— Значит, судьба такая, — говорю.

— А как же малыш Форрест?

— Я как раз об этом думал.

— Да, знаю. Но ничего не надумал. Верно?

— Пока не надумал. Сперва нужно из этой переделки выбраца.

— Это я тоже знаю. Но чем дело кончится, не скажу — не могу идти против правил. Мой тебе совет: держись летенанта Дэна. И слушай его. Слушай очень внимательно.

— Не сомневайся, — говорю. — Он лутший боевой командир на свете.

— Просто не отвлекайся, ладно?

Я кивнул, и тут Дженни вроде как начала растворяца в смерчи. Хотел я ее окликнуть и вернуть, но личико стало исчезать, и на последок она сказала что-то еще, совсем тихо, но я услышал.

— Эта девушка-немка… она мне симпатична. — Голос Дженни почти умолк. — Сильная духом и добрая сердцем…

Я попытался что-то сказать, но слова застряли в горле, а потом смерчь улетел своей дорогой, и я остался один под небом пустыни.

Никогда в жизни я не видел ничего подобного тому, что увидел на расцвете, и надеюсь, больше никогда не увижу.

Насколько хватало глаза, от горизонта до горизонта, — всюду выстроились наши танки, бронетранспортеры и самоходки. Все двигатели работали, а потому голоса полумиллиона людей и машин напоминали один сплошной рыг тигра-великана. Бешеного тигра-великана.