Гамбит. На сером поле

– Вас не так-то просто застать врасплох, доктор Эванс, – от официоза в разговоре у обеих ломило зубы, но панибратство – это, как говориться, ни про одну из них, тех, что плетут свою паутину из жизней и судеб, каждая свою, но не менее причудливую. Всегда на грани и одновременно за ней, вечно в центре событий и в глазе бури. Они обе части и системы, и вне ее. – Практически невозможно, – довольно хмыкнула Уорнер, и ее непроизнесенное «но» повисло в дыме сигарет и таявших на папиросной бумаге тяжелых каплях, конденсировавшихся из воздуха над холодной землей.

– Но вам, как всегда, удалось невозможное, – съехидничала Эванс, которой промолчать намного дороже, даже если молчание – золото.

– Приоритеты меняются, доктор Эванс, когда в деле замешана третья сторона, – напомнила ей Уорнер, пока Эванс судорожно соображала, чьим сутенером из своего окружения ей опять придется выступить, и кого она может продать подороже спецслужбам, державшим под колпаком каждого в этой стране, и сама Костлявая не стала для них исключением.

Тихо

В ночном воздухе стояла тишина. Туман поглотил все звуки вокруг, заглушая едва различимый шорох шагов, шаркающих по асфальту маленьких ног в легких осенних туфлях. Плотная белая мгла опустившегося тумана затянула все пространство вдоль шоссе, и черная лента по-змеиному извивавшегося между деревьев асфальтированного покрытия окончательно перестала быть различимой человеческим глазом. В осевшей водяной мгле рука, вытянутая вперед, с трудом просматривалась дальше локтя, а темная кожа старых перчаток и вовсе растворялась в ней окончательно. Каждый из последующих шагов приходилось делать на ощупь, предварительно проверив наличие твердого покрытия под ногами, рискуя свалиться в откос, поскользнувшись на отсыревшей и жухлой траве, ковром стелившейся вдоль обочин. Опрометчиво брошенное в белую мглу тумана «не заблужусь» теперь казалось весьма жалким прощанием перед такой глупой и такой же нелепой смертью от холода и усталости. Она шла, по крайней мере, надеялась, что по направлению к городу и уже с трудом переставляла ноги. Путь был весьма простым, но беготня по ночному Нордэму наперегонки с Северным, мать их Шарлотту, Ветром не такая уж простая задача, особенно если после не спать нормально еще пару-тройку суток. Ожидаемый итог, что усталость все же брала свое.

Несколько раз она сбивалась с пути, чувствуя под ногами хрустевшую прошлогоднюю листву вместо влажного и ровного асфальта и уворачивалась от цеплявшегося за пальто придорожного кустарника, ветки которого были насквозь пропитаны водой. Как бы ей не противилось, но сейчас Эванс отчетливо понимала, что рассмотреть поворот на Пэлисейдс в непроглядной завесе из мелких капелек воды теперь для нее разве что несказанная удача, в которую она уже не верила от слова совсем. Куда не повернись, вокруг была лишь белая молочная мгла, и при большом желании девушка не смогла бы найти ни брошенной в начале пути машины, ни верной дороги вперед. Зажигалка с отсыревшим кремнем давно приказала долго жить, а проклятый туман не то, чтобы не собирался рассеиваться, а становился только плотнее, сковывая легкие и мешая дышать свободно. Запах сырости и морской соли вместе с каплями влаги оседали на волосах, лице и губах, и пока что не замерзали, но и это было ненадолго. Стоит температуре воздуха сравняться с температурой подстилающей поверхности и перевалить за ноль, и ее труп будет очень красиво смотреться в блестящей ледяной глазури. Избегая участи остаться замерзшей на дороге в грядущий час быка, ей оставалось только идти, как она думала, вперед, и надеяться встретить попутку, которой по прошествии второго часа блужданий еще не было ни одной.

Холод постепенно протягивал к коже липкие и обжигающие щупальца, залезая ими под одежду и лишая последних сил, и когда она уже думала, что вот-вот отключиться на холодном асфальте вдалеке неожиданно начало светлеть. Весьма кстати вспомнив, что декабрьские ночи самые длинные в году, Эванс решила, что, наверное, все-таки проиграла битву за последний вздох и откинулась прямо на дороге, а свет вдалеке – далеко не рассвет, до которого было еще далеко, и от нелепого каламбура в рассуждениях девушке стало немного грустно. Скорее всего, то был свет в конце тоннеля, ознаменовавший последний путь ее затухавшего сознания, но, к сожалению, верность ее суждений проверить эмпирическим путем не представлялось возможным. Как бы то ни было, в любом случае ей оставалось только двигаться дальше и ждать окончания этого пути. Отчаянным, безмозглым мотыльком ей пришлось лететь на свет призрачных огней в надежде, что не спалит свои тонкие крылья. Хотя кого она обманывает. Крыльев на ней давно уже не было. Их забирают у всех мертвых ангелов, которым буквально кишит земля вокруг и внутри этого проклятого города.