Гамбит. На сером поле

«Беда не приходит одна», – раздосадовано думал Коннор, допивая щипавший горло напиток. Она приходит вместе со всем выводком нордэмской паучихи, расплодившимся так, что крысы позавидовали бы. Копаться в грязном белье действительно оказалось плохой идеей, но только до тех пор, пока им с Морганом не стал известен следующий порыв Северного Ветра, которого ждала его собственная третья сторона.

В овечьей шкуре

Унылый городской пейзаж старой части Нордэма замывал глаз обыденной серостью. Некогда помпезные здания построек конца позапрошлого века, пережившие расцвет города и глубокую депрессию страны, выглядели сейчас крайне нелепо с обилием на них неоновых вывесок увеселительных заведений, рекламных щитов и плакатов. Тусклые фонари на фоне грязно-серого закопченного неба проглядывали из спутанной паутины черных высоковольтных кабелей и горели через один, никак не делая улицу светлее, в отличие от фар машин, проезжавших по мощеной брусчаткой мостовой, с музыкой, доносившейся из открытых окон. Гомон тысячи голосов, шум работающих двигателей, запах уличной еды, мусора, дешевой выпивки и паленой резины смешались в один сенсорный раздражитель, пробуждавший давно похороненные в нем чувства. Одним словом – ностальгия. Прошло десять лет с того дня, когда он был здесь в последний раз, но стоя сейчас на тротуаре, заваленном мусором, обрывками рекламных листовок и газет, будто бы не уходил отсюда и вовсе. Казалось, что сейчас вот-вот подъедет еще даже не седой Дон Форестер на своем ржавом байке и позовет на очередную разборку с должниками Альберто Романо, чтобы вытрясти из терпил плату за крышу или спалить к чертям их точку и конфисковать товар.

Здесь ничего не изменилось, если не стало еще хуже. Двери прокуренных баров открывались прямо на главную улицу, и публика шныряла внутрь и наружу, как термиты по прогрызенным в стволе дерева ходам. Гопстоперы облюбовали безлюдные подворотни и вылавливали непутевых встречных свернувших «не туда». Гастарбайтеры прилежно плелись со смены в доках, сжимая в руках бутылки дешевого пойла. Барыги и сутенеры обзавелись собственной охраной, которая выглядела не очень надежно для профессионала, но внушительно для любителей легкой наживы, а ночные бабочки все также испытывали тротуар на прочность тонкими каблуками блестящих туфель. Он много где побывал за свою жизнь. Больше в плохих местах, чем в хороших, но его сердце всегда будет принадлежать этому, пусть и проклятому, но родному городу.

Как же давно он здесь не был. Как же давно не вдыхал воздух этих улиц, не чувствовал этой пьянящей свободы, шагая по старой мостовой между обшарпанных и полуразвалившихся зданий. Столкнись с ним сейчас кто-либо из знакомых и вряд ли узнал бы в высоком мужчине, чьи волосы едва подернула седина, безбашенного байкера, носившего протертые джинсы и драную косуху. В далеком прошлом обычного белого парня, комиссованного из армии и оставшегося без гроша в кармане, с дробовиком на поясе и одной лишь отцовской Импалой из ценного имущества, коего с ней и так было многим больше, чем у соседствующих жителей их района. Сейчас на мостовой неподалеку от клуба La Brise стоял высокий мужчина за тридцать в дорогом костюме и бредовом пальто – среднестатистический обитатель этих улиц в преддверии ночи, разыскивающий развлечения для души, а по большей части для тела, и желающий послать манеры и условности куда подальше. Судя по его одежде, толщина кошелька мужчины вполне себе позволяла многое из ассортимента, предлагаемого старым городом: на любой вкус, цвет и предпочтения. Здесь тебе ни в чем не откажут. Стоит только заплатить, и все что под запретом будет лежать у таких ног.

Любой бы другой на его месте с осторожностью шел по неспокойным улицам этого района. Отрывисто, перебежками от дверей такси до порога клуба, и то, озираясь и с опаской, но только не он. Только не полуволк. Не завидовал он местным гопникам, пожелавшим перетереть с ним за жизнь в темном углу, они рисковали сами стать его жертвами. Что говорить, полуволк всегда на охоте. На нем может быть ошейник и даже поводок, но он всегда ждет подвоха. Ни на секунду не верит кормящей его руке и всегда ищет добычу, даже если уже сыт. Вечно присматривается, принюхивается, крадучись обходя, высматривает паршивых овец среди стада, что сам же был призван охранять. Любителям прессануть и подрезать лопатник с котлами очень не повезет, если те решат обобрать с виду состоятельного белого воротничка, на поверку оказавшимся ни кем иным, как настоящим Кельтом – полуволком, влезшим в овечью шкуру, выуженную из шкафа Адама Ларссона, точно также как сам Ларссон недавно влез в шкуру хищника сорвавшегося с привязи. Ашеру казалось, что это был честный обмен, и глупо было бы спорить, да и костюм был вполне себе ему к лицу.