В это время Бертрам и Динмонт уже вползли в пещеру и могли встать на ноги. Мрачно громоздившиеся своды освещались только несколькими угольками, положенными на железную решетку, светильником, которым во время лова семги пользуются рыбаки. Время от времени Хаттерайк кидал на эти уголья охапку сухих веток и щепы, но даже в ту минуту, когда все это вспыхивало, пламя было слишком тусклым, чтобы озарить огромное подземелье. Хаттерайк лежал в самой глубине пещеры, далеко от входа, и ему нелегко было разглядеть, что делалось там. Бертрам и
Динмонт, к которым присоединился еще и Хейзлвуд, укрывались за грудой хвороста и могли особенно не опасаться, что их увидят. Фермер догадался схватить молодого лэрда за руку и в эту минуту успел шепнуть Бертраму:
– Это наш друг, Хейзлвуд.
Но знакомиться уже было некогда; все трое стояли в той же неподвижности, что и окружавшие их скалы, прячась за кучей хвороста, которая защищала пещеру от холодного морского ветра и в то же время не преграждала доступ свежему воздуху. Хворост был навален так, что, глядя сквозь него на освещенное углями пространство, они свободно могли видеть, что делалось в глубине пещеры, в то время как оттуда их нельзя было бы разглядеть и при более ярком свете.
312 Красные мундиры. – Их носили солдаты в Англии со времени военной реформы
Кромвеля (1645).
В сцене этой, даже если отвлечься от ее внутреннего смысла и от той опасности, которая угрожала в этот миг ее участникам, было нечто зловещее так страшна была игра света и тени на столь необычных предметах и лицах.
Темно-красные уголья на решетке то разгорались ярким пламенем, то вновь тускнели, в зависимости от того, насколько хорошо горел хворост, который Дирк Хаттерайк подбрасывал в огонь. Облако удушливого дыма поднималось к самому верху пещеры, потом весь этот колыхающийся столб вспыхивал слабым светом, становившимся ярче, когда в огонь бросали охапку сухих веток или сосновую щепу и дым превращался в пламя. В эти минуты можно было довольно отчетливо разглядеть Хаттерайка.
Мрачное настроение, вызванное трудными обстоятельствами, в которых он находился сейчас, придавало его суровому и дикому лицу вид еще более свирепый. Впечатление это еще усиливалось от большой глубины всех темных борозд и изломов высившегося над ним скалистого свода. Мэг Меррилиз расхаживала взад и вперед, то озаряемая отсветами пламени, то снова погружаясь во тьму.
Она все время пребывала в движении, в то время как склоненный над огнем Хаттерайк не шевелился; он неизменно оставался в поде зрения, а она, как призрак, то появлялась, то исчезала.
Увидев Хаттерайка, Бертрам почувствовал, как кровь в нем вскипела. Он хорошо помнил его под именем Янсена –
имя это контрабандист присвоил себе после смерти Кеннеди; помнил он также, что этот Янсен и товарищ его
Браун, тот самый, которого застрелили в Вудберне, жестоко издевались над ним, когда он был еще ребенком. Сопоставляя обрывки своих воспоминаний с рассказами
Мэннеринга и Плейдела, Бертрам понял, что этот человек был главным действующим лицом в том преступлении, которое оторвало его от семьи и родины и подвергло стольким опасностям и невзгодам. Множество страшных картин ожило в его памяти; он едва мог сдержать себя, чтобы не кинуться на Хаттерайка и не проломить ему голову.
Но это было бы делом опасным. Вспыхивавшее по временам пламя, озаряя сильную, мускулистую, широкоплечую фигуру разбойника, бросало свой свет на подвешенные к его поясу две пары пистолетов и рукоятку тесака.
Вне всякого сомнения, смелости в нем было столько же, сколько отчаянности и силы. Но при всем том он, вероятно, не устоял бы перед силою Бертрама и Динмонта, если бы они напали на него разом, не считая неожиданно явившегося на помощь Хейзлвуда, который был послабее и к тому же безоружен. Однако Бертрам, подумав с минуту, решил, что не имело никакого смысла брать на себя обязанности палача, и понял, как важно было бы взять Хаттерайка живым. Поэтому он подавил негодование и стал ждать, что будет.
– Ну, что ты теперь скажешь? – спросила старуха своим хриплым, грубым голосом. – Не говорила я разве тебе, что расплата придет как раз в той самой пещере, где ты тогда укрылся?
– Wetter und Sturm 313 , ведьма ты этакая! – отвечал
Хаттерайк. – Побереги свои дьявольские наветы, пока в них нужда будет. Ну как, Глоссина видала?
313 Непогода и буря (нем.).
– Нет, – ответила Мэг Меррилиз, – маху ты дал, кровопийца проклятый! Теперь тебе уж твой искуситель не поможет!
– Hagel, – воскликнул негодяй, – мне бы его только за горло схватить! Но что же мне теперь делать?
– Делать? – переспросила цыганка. – Сумей умереть как мужчина, не то тебя повесят как собаку.
– Повесят! Чертова ведьма! Еще та конопля не посеяна, из которой веревку будут вить, чтобы меня повесить.
– Посеяна, выросла, снята и спрядена. Разве я не говорила тебе, когда ты моих просьб не слушал и маленького