Футарк. Третий атт

приветствие ответили крайне сдержанно, а вдобавок перешли на другую сторону

улицы, о чем-то шушукаясь.

5Переводится как «человек». Манназ указывает либо на людей в окружении человека, либо на его

собственное осознание себя, как части общества. Этот символ всегда связан с межличностными

отношениями и является олицетворением человечества как части Вселенной.

Я давно привык к тому, что у женщин, особенно немолодых, случаются странности,

поэтому не придал особого значения этой встрече, а зря...

Еще через два дня, в понедельник, проходя мимо бакалейной лавки, я расслышал

шепот местных кумушек: «Вот, вот он идет... в церковь-то и носа не кажет, опять на

службе не был!»

Это было чистой правдой: в воскресенье выглянуло солнце, и мне показалось

глупым сидеть в душной церкви, таращиться на шляпки прихожанок, слушать с

детства знакомые слова и украдкой зевать, стараясь, чтобы никто не заметил. Даже

тетушка Мейбл давно уже не осуждала меня за это, решив, очевидно, что

воспитывать великовозрастного племянника уже поздно. Ну, вздыхала иногда

укоризненно, журила по-родственному, но и только. Полковник Стивенсон и Сирил

смотрели на меня с завистью, но сами пренебречь обязанностями не могли.

Ну а я отправился на очередную прогулку далеко в поля, в сторону леса, чуть не

утонул в сугробе, видел снегирей и синиц, издалека - оленя и совсем близко —

мышкующих лис, особенно ярких на белом снегу, и от этого преисполнился куда

большей благодати, чем от причастия. Главное, не сболтнуть об этом при тетушке

Мейбл, она не оценит!

Однако что за охота этим почтенным леди обсуждать мои поступки? Или это они от

скуки? Сирил что-то давно не баловал Блумтаун своими выходками: недавно

суперинтендант Таусенд, когда мы с ним коротали вечер у камина, даже сказал, что

это затишье не к добру. Я и сам подозревал, что долго кузен в рамках приличий не

продержится, а потому готовился к чему-нибудь масштабному...

«Колючки свои богомерзкие разводит», - донеслось до моего слуха, и я сбавил шаг.

Кактусы-то им чем не угодили? Впрочем, я тут же получил ответ: «Говорят, он их

привез от язычников. А язычники известно, что с ними делают!»

Мне самому стало интересно до смерти, потому что я знал много вариантов

использования кактусов, но вряд ли все до единого, ведь из них делали напиток,

использовали в пищу их мякоть и плоды, из некоторых получали вещества,

расширяющие сознание, в засушливых местностях высохшие стволы кактусов

становились неплохим топливом, из волокон плели веревки... Преполезнейшее

растение, а уж до чего красиво они цветут!

«Эти голые язычники накалывают на иголки людей и смотрят, как они истекают

кровью и мучаются!» - прошептала одна кумушка другой, и я невольно вздрогнул. И

спина зачесалась: у меня на ней осталось предостаточно шрамов на память о

тесных объятиях священного кактуса... Выглядит это так, будто я лег на очень

большого ежа: множество побелевших от времени точек. Хорошо еще,

разоблачаться при свидетелях мне приходится нечасто, да и, к тому же, когда кожа

незагорелая, шрамы различимы, только если нарочно приглядываться. А кому нужно

разглядывать мою спину? Врачу разве что, но от визитов к эскулапам меня покамест

бог миловал.

Но откуда милейшие дамы почерпнули этот варварский обычай? Ну конечно, из

цветоводческих журналов! Я ведь выполнил задуманное и отправил свой цветной

фотопортрет с легендарным Alteya cannabis и отчет о находке в редакцию, а там уж

эту историю растиражировали... Я даже ездил давать интервью в Лондон (везти

растение с собой я наотрез отказался, пообещав представить его публике летом), а

в Блумтауне Ламберт осаждал меня до тех пор, пока я не сдался и не показал ему

колючую диковинку. Кое-кто из Лондона тоже пытался напроситься на экскурсию по

моей оранжерее, но я к тому моменту так устал от общения с репортерской братией,

что развернул незваных гостей с порога, использовав, каюсь, непарламентские

выражения. Может, кто-то из обиженных протянул меня в фельетоне? И заодно

приплел дикарский ритуал? Было бы забавно!

С этой мыслью я решил наведаться в редакцию «Вечернего листка», где

подвизался мой новый знакомый Ламберт, обладатель эксклюзивного права на

описание моих колючих питомцев. Правом этим я наделил его, убедившись, что

юный репортер действительно обладает бойким пером, не перевирает факты (а что

немного приукрашивает для вящего драматизма — так это простительно), а

вдобавок владеет латынью хотя бы на школьном уровне. Где бы этот самородок ни

обучался, образование он получил неплохое, а это немалое подспорье в жизни и

карьере...

Редакция (а заодно и типография) располагалась прямо на квартире у хозяина