— Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации!
— А я о чем?! Грррм! Блиннн, рад тебя видеть!
…Прежние полуцитаты из Братьев. Прежний «блиннн» через слово — не «паразит», опознавательный знак давне-юношеской компашки…
Избытка чувств к Гречаниновой Артем не ощутил. Разве ту же досаду? Не по поводу холодноватого приема — прием как раз излишне горячий. По поводу катюхинской безмятежности: ой, милиция!.. не милиция? ура!.. и забудем об этом!
— Все птички на веточке, а попугайчик в клеточке! — повторил Кеша.
Во-во, применил к себе Артем. Нашел убежище! Из огня да в полымя.
— Кать! — позвал Токмарев. — Поконкретней! О милиции.
— Ой, не бери в голову, Темуш. Это касается меня и только меня! — Катюха вернулась из кухни мелким семенящим шажком, пыхтяще сдувая попадающую в глаза влажную прядь, пристальный взгляд в подносик на вытянутых руках: не пролить бы, не просыпать, не выронить.
Резонно предположить — легкий ужин в честь долгожданного гостя. Хозяйка завсегда славилась доброхотством-сердоболием. Он было инерционно возразил: зачем? не стоит! я минуту как от стола… Посунулся помочь, но был упрежден сдавленным «Сама-сама!»
Катюха изогнулась, осторожно утвердила подносик (точнее, кюветку) на краю стола, не потревожив плашки-стекляшки. (Поза, елы-палы, весьма откровенная. Где там грань меж эротикой и порно?!)
Не обольщайся, долгожданный гость! Ни позой, ни подносиком. Катюха выпрямилась. А на подносике — всего понемножку, но явно несъедобного. Химия-физика-геометрия.
— Что ты стоишь, Темуш! Садись! — пригласила Катюха.
Куда, блиннн?! Стул? Табурет? У Катюхи не только телефона нет, вообще ничего! Буддизьм! Гармония с собой и с Миром. Ничего лишнего… Вы, товарищ, сядьте на пол, вам, товарищ, все равно.
Ей, хозяйке, все равно — на пол, конечно. Подала пример, скрестив ноги, опустившись на пол. (О, поза, поза! Кто тебя!)
— Сначала разденься, что ли? — осекла токмаревские корточки (ладно, что не четвереньки). — Жарко. Раздевайся, раздевайся! Кого стесняешься? Меня?
М-мда! Буддизьм-кунццызьм. Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь.
По Кун-цзы, соблюдение ритуалов — основное отличие цивилизованного человека от дикого животного.
По Лао-цзы, чем естественней человек себя ведет, презрев ритуальные ограничения, тем обширней поле Добра, ибо по природе своей он не дикий зверь, но существо, рожденное для жизни в гармонии с Миром.
Раздевайся, раздевайся! Это как? До какой степени?
«До трусов, ха-ха?» — разумеется, мысленно, не вслух прожеребятился Токмарев…
— Хоть до трусов! — прочитала мысль Катюха. — Я сама, видишь, почти… Жарко. Это «муфель». Никуда не деться. Часа четыре еще. Потом отключу — полегчает. Давай-давай, скидывай. Что я, голых мужиков не насмотрелась?!
М-мда. Надо понимать, то не косвенное признание разгульного образа жизни, то мимоходное напоминание о профессии — выпускница «Мухи», художник, натурщики, тело как объект живописания, не вожделения.
Что есть гармония с Миром? Может, как раз «до трусов», если тебя встречает д(б?) огиня в пляжном и жарко встречает, как и не снилось (снилось, блиннн, снилось!): а поворотись-ка, сынку…
Правда, тут же: «Погоди! Не отвлекай!»
Годит он. Не отвлекает. Сидит на полу — босой, в тельнике и брюках (до трусов — все же не трусы армейского образца, несколько вышедшие из моды). Ждет, когда процесс, который пошел, придет к концу. Часа четыре еще, сказала Катюха? Эт’ слишком. Ему бы поконкретней о милиции, и не через четыре часа желательно. Застукают полуголого…
— Часа четыре, ты сказала? Кать!
— Тс! — отмахнулась Гречанинова, колдуя над плашками с порошками. Годи! — Что? А! Нет. Минут двадцать, не больше. И — в «муфель». Сама будет довариваться. Как поплывет, так поплывет. Капри-и-изная, зараза. Мы тогда та-а-ак… Сейчас, Темуш. Ой, до чего я рада тебя видеть!.. Блинн! Не хо-о-очешь? А если мы та-а-ак?.. Рассказывай, рассказывай. Как твоя Наташа? Митяй? Что молчишь бука букой?! Вот с-сволочь, не хочешь?!
М-мда. Есть смысл повториться: Артем умел говорить с мужчинами — с друзьями и с врагами (с врагами особенно убедительно, богатый жизненный опыт!), но с женщинами — так и не научился. Кто они — друзья? враги? Катюха — безусловный друг. Близкий. Но далекий. В данный момент еще более далекий, нежели за минувшие двенадцать лет. Территориально, как никогда, близкий, но… Надо понимать, «вот с-сволочь, не хочешь?!» — не к нему.
Впрочем, после первичного восстания первичного… хм!.. признака Токмарев осознал, что, вот с-сволочь, не хочет. Ничего такого-эдакого не хочет он, блиннн, от раскомплексованной Гречаниновой! Юношеские рефлексии — Марику! Марику — мариково! А Токмареву, прежде всего, информацию. Сказала «а», будь любезна — «б»! Куда и к кому тебе в понедельник, де-еушка?! Туда и к тому, откуда и кто может досрочно, в субботу, постучаться — и откроешь?!