Форрест Гамп

— Дональда? — подхватывает Дженни. — Ну… он о тебе не знает. Понимаешь, я с ним познакомилась сразу после отъезда из Индианаполиса. У меня тогда еще ничего не было заметно, а как быть дальше, я просто не понимала. Он добрый, порядочный человек. Заботливый. У нас свой дом, две машины, каждую субботу он вывозит нас с малышом Форрестом на свежий воздух — куда-нибудь на побережье или просто за город. По воскресеньям ходим в церковь. Дональд откладывает деньги, чтобы дать Форресту образование, и не только.

— А можно мне пообщаца с Форрестом… хотя бы минуту-другую? — спросил я.

— Конечно, — ответила Дженни и подозвала сына. — Форрест, — говорит, — хочу познакомить тебя с другим Форрестом. Он мой старинный друг — тебя назвали в его честь.

Малыш садица рядом со мной и говорит:

— Прикольная у тебя обезьянка.

— Он — оран-мутан, — обьесняю я. — Его зовут Сью.

— Если это «он», почему его зовут Сью?

Теперь у меня не осталось ни малейшего сомнения: мой сын — далеко не идиот.

— Твоя мама говорит, ты хочешь стать футболистом или астронавтом, — говорю я.

— Так и есть, — отвечает он. — А ты разбираешься в футболе и в астронавтике?

— Худо-бедно, — говорю, — самую малость, но думаю, тебе лучше побеседовать на эти темы с папой. Наверняка у него знаний куда больше.

И тут он меня обнял. Не то чтобы прямо бросился на шею, но все же.

— Хочу еще поиграть со Сью, — сказал он, спрыгнул со скамейки, и старина Сью придумал такую игру: Форрест-младший дожен был забросить в кружку монету, а Сью старался поймать ее на лету.

Дженни придвинулась ко мне, вздохнула и погладила по коленке.

— Трудно поверить, — начала она. — Мы с тобой знакомы больше тридцати лет — с первого класса.

Пробивавшие сквозь кроны деревьев солнечные лучи падали на лицо Дженни; кажеца, в глазах у нее блестели слезинки, но по щекам не текли, однако появилось в ней что-то особенное, возможно, изменилось сердца биение, но точно сказать не берусь, хотя сомнений не было.

— Даже не верица, чесное слово, — повторила она, а затем склонилась ко мне и поцеловала в лоб.

— Что это значит? — спросил я.

— Вот говорят: «тот — идиот, этот — идиот», — выговорила Дженни дрожащими губами. — А кто не идиот?

И с этими словами она ушла. Встав со скамейки, взяла за руку Форреста-младшего, и они отправились своей дорогой.

Ко мне подошел Сью, сел у меня в ногах и начертил на земле таблицу для крестиков и ноликов. Я поставил «Х» в верхнем правом углу, а Сью — «0» в центре, и я понял, что в этой игре победителя не будет.

Короче, в след за тем завершил я кое-какие дела. Самое главное: позвонил мистеру Трибблу и сделал распорежение на счет доходов от креведочного бизнеса: чтобы десять процентов моей доли направлять моей маме, десять процентов — отцу Буббы, а остальное перечислять Дженни для Форреста-младшего.

После ужина я всю ночь сидел без сна и размышлял, хотя и не особо в этом силен. А раздумья мои были вот о чем: в этом городе я после стольких лет снова нашел Дженни. Она растит нашего сына, и, быть может, что-нибудь у нас еще сладица.

Но чем дальше, тем отчетливей понимал, что из этой затеи ничего не выйдет. При чем даже не потому, что я идиот, хотя на это удобней всего валить все мои неурядитцы. Но нет: просто так уж сложилось. Всяко бывает. А кроме того, если здраво рассудить, малышу, наверно, будет лучше с Дженни и ее мужем: пусть мальчуган растет в хорошей, правильной семье, а не со слабо умным родным отцом.

А через несколько дней отправились мы со старичком Сью и с Дэном в поездку. Сперва посетили Чарлстон, потом Ричмонд, потом Атланту, дальше Чаттанугу, Мемфис, Нэшвилл и под конец Новый Орлеан.

В Новом Орлеане никого не волнует, как ты саморелизуешься, а потому мы втроем там оттянулись по полной: что ни день, выступали на Джексон-Сквер, а после смотрели, чем себя тешат другие чудилы.

Я купил велосипед с двумя не большими колясками, одна для Сью, другая для Дэна, и теперь по воскресеньям кручу педали: мы доезжаем до речки, отдыхаем у воды, сомов ловим. Дженни пишет мне примерно раз в месяц и шлет снимки Форреста-младшего. На одном из последних он заснят в децком футбольном снарежении. Есть тут одна девушка, официанткой работает в стриптиз-клубе, я с ней изредко встречаюсь для приятного время провождения. Зовут ее Ванда. Мы со старичком Сью и с Дэном не раз шатались по Францускому кварталу — осматривали доскопримечательности, и уж поверьте, в здешних краях мы далеко не самые уникумы: к примеру, некоторые, можно сказать, — осколки русской революции, да и вобще, кого только не увидишь.

А как-то раз подошел ко мне журналист из местной газеты и говорит, что хочет обо мне сделать материал, посколько я — «лучший человек-оркестр», какого он только слышал. Начал задавать вопросы про мою жизнь, а я ему начал расказывать свою историю. Но, не дойдя и до середины, тот парень раздумал дальше слушать: дескать, такой материал никогда не напечатают — никто ведь не поверит.