Форрест Гамп

— Хм, не уверен, дорогуша, — мямлит продавец, — как-то это… не ваше.

Идет она обратно в торец, примеряет следущее, и продавец ей:

— О, чудесно! Вы совершенно неотразимы!

— Беру, — говорит Ракель Уэлч, а продавец такой:

— Прекрасно… как предпочитаете оплачивать?

— В каком смысле? — не понимает она.

— Ну, наличными, чеком, кредитной картой?

— Послушай, олух, ты так ничего и не понял? Как по-твоему, в каком месте я все это прячу?

— Прошу вас, мадам, не будем опускаца до непристойностей, — увещивает ее продавец.

— Я — Ракель Уэлч, — сообщает она. — Позже от меня придет доверенное лицо и оплатит покупку.

— Очень сожалею, мадам, — уперся продавец, — но мы на таких условиях не работаем.

— Но я — Ракель Уэлч! — Она сорвалась на крик. — Меня трудно не узнать!

— Видите ли, — говорит этот пижон, — пядесят процентов наших покупательниц выдают себя за Ракель Уэлч, за Фарру Фосетт или за Софию Лорен. У вас имееца удостоверение личности — какой-нибудь документ с фотографией?

— Документ с фотографией! — негодует она. — Куда, по-твоему, я засунула документ с фотографией?

— Фотки нет, кредитки нет, налички нет — значит и покупки нет, — отрезал продавец.

— Я сейчас докажу, кто я такая, — сказала Ракель Уэлч — и как рванет на груди материю. — Кто еще в этом захолустье способен предъявить такой бюст!

Снаружи зеваки уже стучат по стеклу, вопят, подзуживают. Но продавец нажал какую-то кнопочку, и примчавший по этому сигналу громила-охранник обьевил:

— О’кей, вы, фрики, задержаны. Если не хотите неприятностей, стойте спокойно, не дергайтесь.

23

Стало быть, опять я за решеткой.

Как только охранник загнал нас всех в угол, примчались две полицейские машины, из них с криками высыпали копы, один подваливает к продавцу и спрашивает:

— Ну, что мы имеем?

— Да вот эта, — говорит продавец, — выдает себя за Ракель Уэлч. Прикрывает срам банановыми листьями, покупку оплачивать отказываеца. Насчет этих двоих не скажу, но тоже довольно подозрительные типы.

— Я — Ракель Уэлч! — визжит она.

— Кто бы сомневался, милая дама, — говорит коп. — А я — Клинт Иствуд. Пройдите-ка с этими любезными юношами.

И указывает на парочку своих подчиненных.

— Так-так, — продолжает главный коп, разглядывая меня и Сью, — а вы что хорошего расскажете?

— Я, — говорю, — прямо со съемок.

— Просто не успели снять костюм рептилоида? — уточняет он.

— Ну, как бы да, — говорю.

— А этот? — Коп указал пальцем на Сью. — Ему выдали куда более реалистичный костюм, уж поверьте.

— Это, — убеждаю его, — не костюм. Мой друг — чистокровный оран-мутан.

— Да неужели? — сомневаеца коп. — Вот что я вам скажу. У нас в участке тоже есть большой специалист по съемкам, и он с удовольствием пару раз щелкнет таких клоунов. Давайте-ка оба на выход, только без резких движений.

Короче, вытащил меня все тот же мистер Триббл. А мистер Фелдер прибыл с целым взводом адвокатов, чтобы вызволить Ракель Уэлч, которая уже билась в истерике.

— Ну, погоди! — вызверилась она на меня, когда ее освобождали из-под стражи. — Вот закончица этот бедлам, и ты не получишь даже роль без слов в страшном сне!

Тут, наверно, она накаркала: по всей видимости, мой актерский путь завершился.

— Это жизнь, бэби, но я тебе еще позвоню — сходим куда-нибудь пообедать, — сказал мне на прощанье мистер Фелдер. — А за костюмом рептилоида мы на днях курьера пришлем.

— Идем, Форрест, — поторопил меня мистер Триббл. — У нас есть другие дела.

В гостинице мистер Триббл, я и Сью поднялись в номер, чтобы посовещаца.

— Из-за Сью у нас будут проблемы — сказал мистер Триббл. — Сам посуди: мы даже сейчас вынуждены были тайком вести его по леснице. В поездках оран-мутан — большая обуза, и с этим нужно считаца.

Расказал я ему о своем отношении к старичку Сью: как тот в джунглях не раз прикрывал мою задницу и вобще.

— Да, смею предположить, что понимаю твои чуства, — ответил мистер Триббл. — И готов рискнуть. Только он должен усвоить правила поведения, а иначе жди беды.

— Уж он-то усвоит, — заверил я, а Сью покивал и ухмыльнулся — ну чисто обезьяна.

Короче, на следущий день открывался эпохиальный шахматный турнир между мной и международным гроссмейстером Иваном Петрокивичем, известным в шахматных кругах как Иван Честняк. Мистер Триббл взял мне на прокат смокинг, посколько там ожидалась большая модная тусовка с участием важных персон. А кроме того, призовой фонд составлял десять тысяч долларов — моей половины как раз хватило бы, чтобы начать креведочный бизнес, так что я просто не имел права на ошибку.

Вобщем, пришли мы в зал, там уже кишит тысячная толпа, а за шахматным столом сидит Иван Честняк и глядит меня, как Мухомед Али на вошь.

Иван Честняк — здоровенный русский мужик с высоким лбом — смахивает на чудовище Франкенштейна. Волосы длинные, черные, курчавые, такие обычно у скрипачей бывают. Поднялся я на сцену, занял свое место, он мне что-то буркнул, а еще какой-то тип и говорит: «Начинаем турнир» — вот и все.

Ивану Честняку выпало играть белыми, и он сделал первый ход в соотвецтвии с так называемым дебютом Понциани.