Форрест Гамп

— Силы небесные! Вы хотите сказать, что даже близко не подходили к регианальным турнирам?

Я киваю, я он:

— Не знаю, говорит это вам что-нибудь или нет, но в прошлом я — международный гроссмейстер, а вы начали игру в такой позиции, где выигрыш практически невозможен, и меня разгромили!

Мне стало интересно, почему он не играет в анкетном зале, и он так сказал:

— Когда-то играл. Но сейчас, когда мне уже под восемьдесят, перешел в лигу ветеранов. Теперь бал правят молодые, у них более острый ум.

Я покивал, сказал ему спасибо за игру и собрался уходить, а он спрашивает:

— Вы сегодня ужинали?

Ну, так, будьтеброт, говорю, сжевал часов этак несколько тому назад, а он:

— Могу я вас угостить? В благодарность за вашу превосходную игру.

Я не возрожал, и мы пошли в гостиничный ресторан. Хороший оказался старичок. Звали его мистер Триббл.

— Послушайте, — обратился ко мне за ужином мистер Триббл, — для полной уверенности я должен сыграть с вами еще несколько партий, но если сегодняшний результат не был чистой случайностью, то вы — непризнанный шахматный гений, один из ярчайших. Я готов спонсировать ваше участие в паре турниров — посмотрим, что из этого выйдет.

Мне, говорю, домой надо, чтобы креведочный бизнес начать, то да се, а он такой:

— Не упускайте свой щастливый шанс, Форрест. Поймите: за шахматной доской можно заработать неплохие деньги.

Он предложил мне обмозговать это дело и на утро дать ему ответ. Короче, мы с мистером Трибблом пожали друг другу руки, и я вышел на свежий воздух.

Побродил не много по улицам, но в Нэшвилле ничего особо интересного нету, так что свернул я в парк и сел на скамью. Хотел обмозговать свое положение, хоть это для меня трудновато, и решить, как быть дальше. Но думать ни о чем не мог, кроме как о Дженни: куда ее забросила судьба? Она сказала, чтоб я не пытался ее разыскивать и вобще, но у меня где-то внутри засело убеждение, что она меня вспоминает. В Индианаполисе я выставил себя последним дураком, это понятно. Наверно, потому, что не слишком старался сделать как лучше. А теперь уже и сам точно не знаю, как лучше. В карманах, щитай, пусто, креведочный бизнес начинать не на что, а тут еще мистер Триббл подзуживает заработать на турнирах. Но выходит так, что по дороге домой, если только сделать шаг в сторону от планов креведочного бизнеса, все идет сикось-накось и на мою широкую задницу сыплюца всякие неприятности, вот и теперь не понятно, как быть дальше.

Думал я, думал — и дождался, что заприметил меня полицейский. Стал докапываца: чем я тут занимаюсь.

Да ничем, говорю ему, просто сижу и думаю, а он такой: ночью в парке сидеть и думать не положено, двигай отсюда. Иду я по улице — он за мной. А куда мне деваца? Вижу — проулок, ну я и свернул, какую-то скамейку нашел, чтоб ногам отдых дать, но буквально через минуту появляеца все тот же коп и видит меня.

— Так-так, — говорит, — а ну выходи на свет.

Подхожу к нему, он спрашивает:

— Ты чем тут занимаешься?

— Да ничем, — говорю.

А он:

— Вот именно, так я и думал. Ты арестован за бродяжничество.

Короче, заперли меня в камере, а утром говорят, ты, мол, имеешь право на один телефонный звонок. А кому звонить — разве что мистеру Трибблу. Так я и сделал. Где-то через полчаса приехал он за мной в полицейский участок и спас от тюрьмы. Потом в гостинице накормил до отвала и говорит:

— Слушай, через неделю в Лос-Анджелесе начинаюца межзональные соревнования, давай я тебя заявлю, а? Первый приз — десять тыщ долларов. Все расходы я возьму на себя, а выигрыш разделим поровну. Сдаеца мне, ты парень азартный, да и мне, чесно говоря, только приятно будет. Я выступлю твоим тренером и секундантом. Что скажешь?

У меня, конечно, оставались сомнения, но попытка не пытка. Ладно, говорю, можно попробовать, только если не долго. Пока не наберу денег на креведочный бизнес. И мы с мистером Трибблом, пожав друг другу руки, стали напарниками.

Лос-Анджелес — это нечто. Прибыли мы туда за неделю, и мистер Триббл днями на пролет меня тренеровал, оттачивал мою игру, но прошло не много времени, и он, покачав головой, сказал, что тренеровать меня больше не имеет смысла, поскольку я и так весь учебник знаю на зубок. Ну что ж, отправились мы в город.

Мистер Триббл повез меня в Диснейленд, дал покатаца на атракционах, а потом устроил нам экскурсию на киностудию. Какие только фильмы там не снимали, со всех сторон слышалось: «дуболь первый», «смена плана», «мотор», всякая такая хрень. В одном повельоне снимали вестерн, и мы увидели, как парень выпрыгивает из окна, разбивая стекло, — и так раз десять, пока не получилось натурально.

Короче, стоим мы, наблюдаем, и вдруг подходит к нам какой-то хлыщ и говорит:

— Простите, вы ведь актер?

— Чего? — говорю.

Мистер Триббл тут как тут:

— Нет, мы — шахматисты.

Незнакомец и говорит:

— Жаль, конечно, потому что этот фактуристый молодой человек идеально подходит на роль в моем фильме. — А затем поворачиваеца ко мне, берет меня под руку и говорит: — Ну надо же, такой качок — и ни одной роли не сыграл?

— Одну, — признался я, — когда-то сыграл.