Читаем Форпост в степи полностью

— Вот и свиделись, сноха? — обратился граф к помертвевшей от сильного страха Жаклин. — Можешь ничего не говорить. Я и так вижу, как ты рада меня видеть!

Парализованная ужасом, Жаклин с трудом проглотила застрявший в горле ком, но сказать так ничего и не решилась.

— Но–о–о. — Анжели облизнул губы. — У госпожи Жаклин нет родственников в России. Вы, видимо, ошиблись, месье?

— Я бы ошибся, назвав вас своим братом, месье, — ухмыльнулся граф. — Но с кем–то спутать эту законченную мерзавку я не могу. Эта проклятая грешница причинила мне столько страданий, что ее образ навечно запечатлелся в моей голове. Я ее узнал бы и тогда, если бы ее гнусная физиономия была вымазана толстым слоем сажи!

— Простите, но я не понимаю, о чем речь? — приходя в себя, спросила Жаклин. — Месье, я вас впервые вижу!

— Конечно, иного ответа я от тебя и не ждал, мерзавка, — нахмурился граф. — Но ты меня знаешь. Я застрелю тебя, даже если ты действительно Жаклин, а не Анна. Просто за то, что ты на нее так похожа!

— Демьян, — обратился граф к застывшему у двери слуге. — Иди и переверни вверх дном все комнаты, пока я беседую с господами иностранцами. Найдешь Машеньку — живо назад, и больше ничего не трогай.

Демьян ушел, а Александр Прокофьевич грозно посмотрел на притихшую троицу:

— Итак, господа душегубы, я советую послушать меня и задуматься. Мне не нужны ваши поганые жизни. Я не хочу знать ваши коварные замыслы. Я даже прощу тебе смерть брата, Чертовка. Верните мне дочь, и мы в расчете! Я устал гоняться за тобой по белому свету и вполне удовлетворюсь возвращением Машеньки!

— Я не понимаю, о чем вы, — усмехнулась Жаклин.

— Верни дочку, стерва! — яростно воскликнул граф. — Ты не в том положении, чтобы строить из себя невинную овечку! Я не уйду отсюда без Машеньки, даже если придется убить всех вас!

— Месье, мы договоримся, — поспешил унять гнев графа Анжели. — Хорошо. Вы хотите девочку? Будет вам девочка. Только опустите, прошу вас, оружие.

— Нет уж, милостивый государь, я не доставлю вам удовольствия расслабиться, — усмехнулся граф. — Я нервничаю, а пальцы мои на курках дрожат. Если сейчас я не увижу свою дочь, то…

— Ляксандр Прокофьевич, нигде вашей дочурки нету, — пробасил Демьян, разводя огромными руками. — Я, почитай, в каждый уголочек тыкну лея — и ничего!

— Совсем ничего? — взволнованно спросил граф. Пистолеты в его руках дрогнули, заставив всех заговорщиков залезть под стол.

— Там дрыхнет на кровати еще какой–то мужик, и больше никого.

Демьян пожал своими могучими плечами и развел руками. — Может, их поломать маленько? — кивнул он на сидевших под столом Жаклин и мужчин. — Давить этих клопов я не буду. Только вот ребра маленько поломаю!

— В горле что–то пересохло, — сказал граф и посмотрел под стол. — А ну вылазьте, черти полосатые, пока Демьяшке с вами «поиграться» не разрешил!

Угроза подействовала мгновенно. Заговорщики спешно заняли свои места за столом, со страхом поглядывая на свирепое лицо Демьяна.

— Вот так–то оно будет лучше, — одобрительно кивнул граф и многообещающе тряхнул пистолетами. — Месье, вы хотите что–то мне предложить?

— Может, вина? — опередила Анжели Жаклин.

— Зная тебя, сноха Аннушка, я могу смело предположить, что ты его успела отравить. Я лучше выпью водички, что стоит в графине у камина.

Убрав один пистолет, Александр Прокофьевич с жадностью утолил вызванную волнением за дочь жажду. Вернув графин слуге, он вновь обратился к притихшей за столом троице.

— Итак, я считаю до трех, — сказал он. — После этого начинаю думать, что вы не вняли моим просьбам, и стреляю! Сначала я убью азиата и Чертовку. Ну а мой слуга раздавит вашу голову, как яйцо куриное, месье.

— Но вы обещали меня отпустить, месье? — испугался Анжели.

— Я передумал, месье, простите, — улыбнулся граф. — Не в моих правилах лишать «хороших» людей «хорошего» общества!

— Раз, — начал счет граф.

— Постойте, месье! — воскликнул перепуганный Анжели.

Он безошибочно угадал по решительному лицу графа, что жить ему осталось считанные минуты.

— Месье, я отдам вашу дочку. Поверьте мне. Только уберите оружие!

— Нет, пусть считает! — закричала Жаклин и встала со стула.

— Ты с ума сошла, дрянь! — ужаснулся Анжели.

Но Жаклин его не слушала. Дрожа от нервного возбуждения, она вызывающе захохотала и смело взглянула в глаза графу.

— Что ж, стреляй в меня первую, жалкий ублюдок! Да, это я похитила твою дрянную девчонку! Ты это хотел услышать? Я ненавижу весь ваш род! НЕ–НА–ВИ-ЖУ! Твоя Манька сдохнет, как сдохнешь и ты!

— Жаль, но ты осталась живой, — сказал граф. — А теперь я говорю «три»…

— Дева Мария, прими мою душу грешную, — прошептал побелевшими губами Анжели и в ожидании выстрела зажмурил глаза.

Но выстрела не последовало. Готовый нажать на спусковой крючок граф услышал прерывистый вздох за своей спиной и, обернувшись, увидел грузно осевшего на пол Демьяна. В ту же секунду свет померк и в его глазах. Ноги подкосились, руки выронили пистолеты, и он повалился на Демьяна, ничего не видя вокруг себя и не слыша.

Все облегченно вздохнули. Анжели посмотрел на потолок и набожно перекрестился.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза