Читаем Форпост в степи полностью

— Никаких «но», — нахмурился губернатор. — Не найдешь жениха девке — женю на ней тебя самого! Ты ей подойдешь. Молодой, перспективный и в столице связи имеешь! Моему другу, хану Нурали, как раз подойдет такой зять, как ты!

Губернатор улыбнулся, увидев, как вытянулось лицо адъютанта.

— Кстати, а кто к тебе приехал, милостивый государь? Не из Петербурга ли?

— О ком это вы? — испугался капитан.

— О том, с кем ты дружески обнимался в коридоре.

— Да, это так, — смутился Барков. — Этот человек знает моих родителей, а здесь, в Оренбурге, просто проездом.

— А куда он едет? — тут же спросил губернатор, буравя недоверчивым взглядом капитана.

— Я… я как–то не поинтересовался, — сглотнув слюну, ответил Барков.

— Тогда поинтересуюсь я сам! — заявил губернатор. — Найди, где он остановился, и пригласи ко мне для приятной беседы!

* * *

Проводы хана Нурали, его семьи и свиты были обставлены не менее торжественно, чем встреча. Снова палили пушки, играл оркестр и повсюду толпились люди. Хану, его семейству и всей свите были сделаны разнообразные дорогие подарки. И вот пышная процессия покидала город.

Жаклин тоже присутствовала на проводах. Под руку с месье Анжели она стояла среди ликующей толпы зевак и с безучастным видом наблюдала за происходящим. Ее мало интересовал как сам отбывающий восвояси хан, так и вся пышность его проводов. Жаклин ничего не интересовало вообще, кроме постигшей ее трагедии. И на улицу она вышла только лишь потому, что настоял на этом Анжели. Как только он увидел ее утром — помятую, угасшую после разговора с Архипом и утратившую интерес ко всему, то заставил собраться и идти с ним. Жаклин всю ночь провела на коленях перед иконой, стиснув в отчаянии руки, склонив перед распятием побледневшее лицо, беззвучно шепча молитвы, а в душе проклиная источник всех своих бед — Архипа.

«Эй, Анна, стой твердо! — подбадривала она себя. — Соберись с духом. Вспомни, что поставлено на карту. Если ты сейчас от–ступишь, потом тебе не поможет и Господь Бог. Тому, кто сдает собственные позиции, чуть запахнет порохом, нельзя рассчитывать на помощь союзников. Ты сама искала битвы, так сражайся же доблестно, раз уж она началась! Смелей, Анна, смелей! Нахмуренные брови еще никого не убили, а отказ Архипа принять твою любовь, его злые слова не ломают костей. В конце концов, он принадлежит тебе! Он уже ничего не в силах изменить без твоей воли. Будь только верна себе. Вперед. Не уступай. Проучи его!»

— Тебе не надоел этот балаган, месье Анжели? — спросила она у своего кавалера, который весело хохотал и веселился заодно с народом и мало обращал на нее внимания.

— Нет, ты только посмотри на этих раскосых азиатов, Жаклин! — восхищенно кричал Анжели. — Вырядились, как шуты, и важничают, как будто выглядят не смешно, а красиво!

— Пойдем, мне надоело, — настаивала Жаклин, у которой вдруг переменилось настроение в лучшую сторону.

И вдруг она увидела всадника, который смотрел на нее, поглаживая гриву благородного животного. Его глаза прожигали ее насквозь. И столько ненависти и неприязни таилось в этом взгляде, что Жаклин охватила нервная дрожь. Но кто он?

Нижнюю часть лица незнакомца закрывал платок, а голову венчала шляпа. В седле он смотрелся как влитой. Так могут держать себя на коне только люди благородные.

Жаклин почувствовала слабость. Она подумала, что сейчас упадет, если…

Незнакомец как будто понял ее состояние. Он круто развернул коня и осторожно, чтобы не помять горожан, начал выбираться из толпы, легонько подстегивая плеткой животное. Жаклин смотрела как зачарованная на его ровную спину, гордую осанку, и ее терзала мысль, что этого человека она где–то уже видела.

* * *

Граф Александр Прокофьевич Артемьев — потомок древнего рода — был человеком во всех отношениях примечательным. Он гордился своим происхождением и всячески укреплял доброе имя своей семьи.

Александр Прокофьевич был человеком мужественным, трудолюбивым и честным, отличался грамотностью и остроумием. Опираясь

на свои знания, на опыт, он отдавал все силы, чтобы принести пользу государству. В этом ему помогали твердая несгибаемая воля, необычайное красноречие и безоглядная смелость. Граф был вдовцом. Его любимая жена Елена, тяжело заболев, умерла. А дочку Машеньку похитили несколько лет назад из имения. И он с того дня только и занимается ее поисками…

— Я к вашим услугам, милостивый государь, — сказал граф скупо.

Капитан Барков, сидя в кресле, смотрел на Артемьева, на его подтянутую изящную фигуру и суровое лицо. «Властен, требователен, самоуверен», — подумал капитан, а вслух сказал:

— Я пришел к вам, как и обещал, Александр Прокофьевич!

— В этом не было необходимости, — сказал граф вежливо и сухо. — Наша с вами встреча в ратуше несколько охладила мое к вам отношение!

Барков покраснел до корней волос и быстро, как нашкодивший недоросль, начал оправдываться:

— Ваш приезд, Александр Прокофьевич, может существенно повредить делу! А наша встреча не осталась незамеченной «доброжелателями», которые поспешили доложить о ней губернатору.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза