Читаем Форпост в степи полностью

— От Калыка по–прежнему ни слуху ни духу, — ответил Нага. — Вся банда тоже покинула свои убежища и растворилась. Так что мы теперь без людей, госпожа.

— Исполнителей мы всегда найдем, если потребуется, — сказала Жаклин. — Больше всего меня волнует граф. Если он остался жив, то нам не избежать крупных неприятностей.

— Если бы он остался жив, то неприятности уже бы наступили, — вслух предположил Нага.

— А не могло случиться так, что граф купил Калыка и всех его разбойников? — предположила Жаклин.

— Вполне возможно, — согласился Нага. — Если это так, то нам угрожает серьезная опасность! Не пора ли уносить отсюда ноги, госпожа?

— Давно пора, — вздохнула Жаклин. — Но увы… Этого сделать пока невозможно!

Неожиданно в комнату вошла красивая девушка, и госпожа со слугой были вынуждены прервать свой разговор. Они учтиво поклонились вошедшей, и Жаклин, улыбаясь, спросила:

— Ты уже вернулась с прогулки, Ания?

— Как видишь, Жаклин, — ответила она. — Сегодняшняя прогулка не доставила мне никакого удовольствия!

* * *

Дочь хана Нурали, Ания, по личной просьбе самого губернатора была определена под опеку Жаклин. Благодаря этому француженке был отдан под жилье второй этаж над шляпным салоном, из которого заблаговременно переселили проживавшего ранее начальника канцелярии городской ратуши. Этаж быстро перестроили, отремонтировали и разделили на две половины. В одной из них поселилась сама Жаклин, а во второй — опекаемая ею ханская дочь.

Впрочем, Ания и не нуждалась в чрезмерном внимании и заботе. Девушка, добрая от природы, не видя зла, сама отыскала бы правильную дорогу в жизни. Сметливую, бойкую, ее уже в отроческие годы перестали считать ребенком и величали не иначе как «степным васильком»; совсем еще девочкой она научилась читать и писать.

Все, кто видел ее густые черные косы, сбегающие на плечи; кто видел, как она прижимает к груди большой букет, собранный из степных трав, мечтательно глядя куда–то вдаль так, что нельзя было уловить ее быстрого взгляда из–под длинных ресниц, сказали бы: «Как очаровательно это юное создание!»

Многие богатые подданные ее отца вздыхали о ней, многие мечтали взять в жены, но правитель Малой Орды не желал видеть своих дочерей в чьих–нибудь гаремах и подыскивал женихов среди европейцев.

Утонченные манеры, экзотическая внешность степной красавицы, национальные одежды, в которых она часто появлялась в свете, произвели фурор в Оренбурге. Ания прекрасно разбиралась в европейской моде, но не любила ее. Она терпеть не могла чулки на подвязках, корсеты, платья на двадцать сантиметров уже, чем тело.

В отцовском доме Ание было дано европейское образование: нанятый во Франции учитель научил девушку сносно говорить по- французски и по–немецки, играть на фортепиано, обучил танцам, а также играм в пикет и в шахматы.

— Ты, кажется, не в духе? — спросила Жаклин, предложив жестом присесть в кресло.

Ания признала это и почувствовала, что краснеет.

— Все дело в твоем кавалере, не так ли?

Девушка не ответила, но Жаклин безошибочно угадала, что это именно так.

— Но, Ания, душечка, почему ты отвергаешь ухаживания многих состоятельных и влиятельных людей? Ты таким образом идешь против воли своего отца?

— Во–первых, Жаклин, я не иду против воли отца; во–вторых, все, кого мне довелось видеть, настолько отвратительны, что я никогда не выйду за них замуж!

— Да где же тебе найти такого, который пришелся бы тебе по душе?

— Этого я и сама не знаю. Может быть, в Париже или Петербурге?

— Если ты думаешь, что там, где ты говоришь, сплошь и рядом одни только богатые красавцы, то глубоко ошибаешься.

— Тогда я не выйду ни за кого, — сказала Ания, сердясь все больше и больше.

— Я сожалею, Ания, что ты так решительно настроена против замужества; но вспомни все–таки, что это воля хана Нурали. Я не прошу тебя уважать и слушаться меня, хотя я, к несчастью, на много лет тебя старше, но, право же, в подобном деле ты могла бы хотя бы послушать мои советы. Мы все хотим, чтобы ты вышла замуж за достойного человека.

— Ты хочешь сказать, что все, кого ты мне предлагала, — достойные меня люди? И с одним из таких уродов я должна идти под венец? Нет, этого не будет никогда!

— В таком случае, Ания, мой долг сказать тебе, — тут Жаклин заговорила с глубокой серьезностью, — что по воле хана ты должна до весны выйти замуж!

Глаза Ании метнули пламя, и она вскочила с кресла.

— Можете не рассчитывать на это! Я выйду замуж только за того, кого полюблю всем сердцем! — В дверях она добавила: — Если захотите меня выдать насильно, я убегу в степь или наложу на себя руки! — И удалилась в свою половину этажа, хлопнув демонстративно дверью.

В своей спальне она бросилась на кровать не раздеваясь, все еще пылая гневом. «Как смеет навязывать мне женихов эта мерзкая француженка! — повторяла она мысленно. — Как мне мириться с ее высокомерием? Я больше не сяду за стол с ней рядом, если она не прекратит подсовывать мне для замужества каких–то олухов и уродов!»

И тут она вдруг подумала, что до весны ей все–таки придется сделать свой выбор, и стала пунцовой от раздражения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза