Форпост в степи

Больше он не успел ничего сказать. В дверь избы властно застучали. Емельян обомлел. Ворота и калитка были заперты, значит…

— Это они, — чуть слышно прошептала перепуганная Софья и кинулась к окну. На ней лица не было. — Они это…

Емельян тоже метнулся к окну — за ним виднелась освещаемая луной улица.

— Кажись, они все зараз во двор вломились, — тихо сказал он.

— И что с того, Емеля? — плачущим голосом спросила Софья.

Он стоял, прикусив губу.

— Все едино дверь выломают. Идите отворяйте. Только не торопитесь шибко!

Емельян посмотрел на Софью, перепуганных детей и плачущую мать.

— Что ж, не поминайте лихом!

Сильным ударом ноги он вышиб окно и выпрыгнул в проем.

Сразу с улицы послышались громкие голоса, выстрелы и топот лошадиных копыт. Семье только оставалось гадать — спасся Емеля или погиб, удирая от погони.

* * *

Пугачев и еще двое примкнувших к нему утекальцев нашли временный приют в небольшом караван–сарае недалеко от Казани. Уставший скитаться и спасаться от преследователей, Емельян чувствовал себя в опасности, и стены караван–сарая казались ему ненадежными.

Спустя два дня из Казани вернулся посланный им за новостями татарин Ильяс. На нем лица не было. Пугачев впервые видел этого темнокожего детину таким испуганным. Из его торопливого и сбивчивого рассказа он понял, что отряды конных солдат так и рыщут вокруг в поисках дезертиров и уклонистов от воинской повинности.

«Верблюд пустоголовый! — обругал себя мысленно Пугачев. — На кой ляд к Казани поперся! Сидел бы сейчас в безопасности на печи да жрал бы вволю калачи, посмеиваясь над всеми утекальцами!»

Но Яик и Польша были недоступны, а конные отряды солдат были явью, и каждая минута грозила ему поимкой…

— Да, — вспомнил Ильяс, — забритых в солдаты видал! Целая колонна.

— В Казань шли?

— Нет. Уже на войну верно. — Ильяс зловеще ухмыльнулся. — В цепях, как каторжан, вели. Чтоб не утекли, наверное.

— Жаль ребятушек. Мало кто обрат возвернется!

Пугачев задумался ненадолго и вдруг забеспокоился:

— Тебя разом не заприметили в Казани–то? За тобой вслед никто не топал?

— Нет, Емеля, — снимая его руку с плеча, ответил Ильяс. — Я сам этого боялся. Всю ночь бродил вокруг и около Казани и только опосля убрался.

— Ты верно поступил, — похвалил его Пугачев. — Умно и осмотрительно.

Он хмуро осмотрел свою комнату. Надо было удирать подальше от этих мест, но как и куда? Он долго думал. Получалось, что безопасных путей нет. Пугачев озабоченно проверил заряд в своем пистолете.

— Уходить надо, — озвучил его мысли Ильяс. — Не ровен час конники и сюда нагрянут!

— Знать бы, куда стопы править, — вздохнул Пугачев.

Вдруг он приоткрыл вспыхнувшие глаза.

— Знаешь, как пробраться на Яик?

— А как же! Как же мне не знать, Емеля? С завязанными глазами доведу.

— А в Польшу?

— Туда?.. — Татарин озабоченно поскреб пятерней бритый затылок.

— Вижу, туда пути ты знаешь, — ухмыльнулся, догадавшись, Пугачев.

Он снова задумался, а Ильяс молчал с привычной почтительностью. Татарин привык полагаться на ум Пугачева и ни о чем его не спрашивал. Он умел молча дожидаться распоряжений. Емельян

мысленно искал лазейку для выхода из сложной ситуации, но не находил ее.

— Ильяс, как стемнеет, мы уходим.

— Я понял, Емеля.

— А где Степан? — вдруг спохватился Пугачев. — Почему я его не вижу?

— Он ночью пилить дрова хозяину подсоблял, — успокоил его Ильяс. — А сейчас дрыхнет в бане за печкой.

— Как только стемнеет, берешь его — и в лес. Далеко не забивайтесь и меня ждите!

Пугачев долго наставлял Ильяса, как себя вести и как хорониться от кавалерийских отрядов.

— Глядите, не своевольничайте, — говорил он. — Забейтесь в кусты зараз и тише мыши сидите. Глядите в оба, но ежели вдруг сцапают, сопротивляться не надо. Покалечут али пришибут.

Ильяс спрятал в густых черных усах «догадливую» улыбку и сдержанно спросил:

— А ты что, не с нами, Емеля?

— Куда ж я без вас, — ответил Пугачев. — Только я утречком к вам зараз присоединюсь.

— Почему?

— Делишки кое–какие утрясу и след за вами.

— Какие еще делишки? — удивился Ильяс.

— Знамо дело, важные. Но тебя они не касаются. Усек? А теперь жрать, пить и отсыпаться до ночи!

Пугачев с показным молодечеством рубанул рукой воздух:

— Поди растолкай Степку и тащи его к столу, а я покуда об жратве позабочусь.

Пока Ильяс ходил будить Степана, Пугачев быстро нашел хозяина караван–сарая, отвел его к конюшне и заговорческим тоном сказал:

— Чую, люди государевы сюда вот–вот нагрянут, Ибатулла. Знать, мне утекать надо б.

— Утекай, мне–то что?

— Подсобишь?

— Но…

— Сейчас я упою своих дурней и дрыхнуть уложу, — перешел на шепот Пугачев. — Когда конники явятся, ты и отдашь их зараз обоих тепленькими!

— ДЛЯ чего? — нахмурился Ибатулла, все еще не понимая, куда клонит его постоялец.

— Чтоб бдительность их притупить, — охотно пояснил Емельян. — Люди государевы схватят их и довольны будут. И тебя «за своего» опосля считать будут.

— А ты как? — спросил Ибатулла, начиная понимать суть коварного замысла постояльца.

— Я в конюшне покуда соломкой присыплюсь и до ночки–то схоронюсь, — ответил Пугачев.