Невероятно трудно сформулировать правила, по которым можно учиться физиогномике. Всю необозримую палитру нюансов, видимую опытному глазу, — не выразить словами. В этом отношении данная наука сродни живописи и музыке. Живописцу и музыканту дано воспринимать и переживать прекрасное. У обоих нет ни малейшего сомнения в том, что их суждение совершенно объективно, и все же они не в состоянии открыть на них глаза другим или научить видеть то, что видят сами. Однако набор определенных общих правил все-таки существует. Эти правила хотя и не в состоянии заменить глаз, однако способны исправно служить очками, эти правила можно сформулировать и можно сообщить другим.
Попробуем теперь проиллюстрировать работу физиогномиста на конкретном примере. Однако не стоит забывать о том, что большая часть этого искусства остается прерогативой гения. Причем даже сами правила, которые здесь приводятся, отнюдь не истина в последней инстанции, а, скорее, лишь попытка применения общих правил искусства наблюдения к анализу строения лица и внешности человека.
Чтобы и здесь окончательно не запутаться, надо не забывать об упомянутом выше различии между физиогномикой эмпирической и физиогномикой философской. Следует лишь уточнить, что эмпирическая физиогномика бывает как бессознательной, так и сознательной, а философская, или теоретическая, физиогномика подразделяется на физическую и метафизическую.
Прежде чем перейти к самой демонстрации метода, я позволю себе сделать еще одно замечание. Логические правила искусства наблюдения и вообще дух истинной философии и физиогномику нельзя разделять. Иначе мы легко соскользнем в шарлатанство, столь же смешное и низкопробное, сколь вредное и безнравственное.
Это — весьма распространенная ошибка почти всех пишущих о физиогномике и, в особенности, древних авторов. Поэтому не стоит удивляться тому, что вся наука в целом была объявлена смехотворной и утопичной. Не приводя никаких обоснований, не показывая сам процесс наблюдения и при этом крайне неточно описывая результаты своих опытов, большинство авторов (и, прежде всего, один из новоявленных мэтров этой науки, господин Пойшель) довольствуются нагромождением признаков или даже примет, вводя в заблуждение публику самим их количеством. Так ярмарочный шарлатан удерживает внимание публики, демонстрируя один фокус за другим.
Для изложения всех признаков различных характеров (как то: физического, медицинского, морального и т.д.) потребовались бы фолианты. Поэтому единственное, что я в состоянии предложить, — это несколько примеров.
Бессознательное физиогномическое чутье есть результат опыта и зиждется на непостижимом общем впечатлении, производимом на нас внешностью человека. Поэтому научить ему нельзя. Однако я все же привожу правила. В этом случае они касаются либо отдельных черт, совокупность которых и создает характерное впечатление, либо сравнительного анализа всего внешнего облика двух людей, то есть, опять-таки тех или иных формальных признаков. Это говорит о том, что эти признаки можно сформулировать. Поскольку физиогномические правила направлены именно на изучение и постижение этих признаков, то переход эмпирической физиогномики в сознательную сферу становится реальностью.
Приводимые ниже примеры ставят своей целью пояснить эти правила. С помощью этих примеров я дрожащей рукой дерзну начертать нечто вроде пути обучения данной науке. При этом, конечно же, надлежит начать с чего-то наиболее надежного и очевидного.
Нам надо научиться замечать границы, или крайние точки, всех вещей и постараться их запомнить.
Нам надо научиться отличать твердое от мягкого, постоянное от случайного.
Нам надо наблюдать и еще раз наблюдать, сравнивать и снова сравнивать, остерегаясь делать преждевременные выводы.
Нижеследующий пример ставит целью доказать правила и сделать их наглядными.
Попробуем определить признаки глупости и проницательности.
Для того, чтобы найти первые, я отправляюсь в дом для умалишенных. Здесь я, действительно, оказываюсь в обществе людей, чье предназначение в этой жизни никак не связано с развитием интеллектуальных способностей. Наконец-то у меня может быть полная уверенность в том, что окружающие меня — идиоты, причем идиоты всех мастей. У каждого вида глупости — свой, одной ей присущий естественный язык, которым она и говорит со мною. В моей душе естественным образом возникают и остаются те или иные впечатления. Однако мне мало этого.
Я говорю себе: “Эти люди выглядят несчастными. Но каково внешнее отличие этих людей, в чем оно выражается? Глупость этих людей столь разительна, столь несомненна, но где находятся признаки, свидетельствующие об этой глупости? Где — то единственное, что отличает этих людей от других и, в особенности, от людей, наделенных мудростью?”