Fidem

– Интересная задачка, – пробормотал Гримберт. – Возможно, кое-какие ответы нам мог бы дать Шварцрабэ, сир фон Химмельрейх, если бы не был столь неуловим.

– Он вовсе не так неуловим, – пробормотал Берхард. – Хоть и отчаянно ловкий тип.

– «Беспечный Бес» стоит пустым около ворот, я уже проверял. Внутри его нет.

– В таком случае тебе стоит развернуться на сорок градусов влево.

Гримберт ощутил напряжение. Не то его собственное, не то напряжение «Слуги», мгновенно утратившего интерес к волнам Сарматского океана. В последнее время ему все сложнее было разделить эти ощущения.

– И что я там увижу? – осторожно спросил он.

– Сира фон Химмельрейха собственной персоной. Он уже две минуты торчит у лестницы, ожидая, когда тебе надоест пялиться в пустоту.

* * *

– Сир Гризео? Так и думал, что найду вас здесь, на Южной башне. Кажется, вы избрали ее своей постоянной резиденцией в Грауштейне?

Шварцрабэ отсалютовал ему двумя пальцами, приложив их к виску. Лишившись своего щегольского берета, он потерял немного в росте, но не в манерах. Улыбка на его лице, как и прежде, была двоякого толка – она казалась то сардонической, то самой искренней, исполненной теплых чувств. Но в этот раз Гримберт не мог разобрать ее значения наверняка.

– Даже если так, – холодно отозвался он. – Что с того?

Уловив его напряжение, «Серый Судья» мгновенно заключил фигуру Шварцрабэ в алую рамку прицельного маркера. Послушный и исполнительный механизм, он привык отслеживать источники грозящей его хозяину опасности, не задумываясь ни об их природе, ни об их возможностях.

– Ничего, – заверил его Шварцрабэ, не подав виду, что холодность приема смутила его. – Но это многое говорит о вас, сир Гризео.

– Вот как? И что же?

– Вы одновременно чертовски похожи на здешних святош и в то же время являете собой полную противоположность им. Вы привыкли укрываться за безликой серой броней, как они сами укрываются за серым камнем, выстроив себе убежище на краю мира и пытаясь уверить себя в том, что жизнь здесь – не бессмысленное и тягостное существование, а часть их борьбы во славу невесть каких сил. Что упорное умерщвление плоти может дать какие-то преференции духу, в ней заключенному.

Мое тело – ком увечной биологической ткани, подумал Гримберт. Съежившейся за броней, бессильной и способной к жизнедеятельности только силой дремлющей в нем ненависти. Если бы не она, я бы давно испустил дух, не добравшись до Грауштейна. Не добравшись до приора Герарда.

– Считаете, моей броне пошел бы зеленый крест?

Шварцрабэ с улыбкой покачал головой:

– Нет, приятель. Хоть вы и прячетесь от мира за серой броней, вы умеете ценить красоту, а этим редко кто может похвастать из гниющей паствы одинокой святой пятки. Бросьте взгляд на них, суетящихся внизу, таких хлопотных, трудолюбивых и вечно занятых! – Шварцрабэ подошел к краю площадки и махнул рукой вниз. – Ни один из них не поднимался на башню за все это время. Ни один из них не способен рассмотреть красоту в этих мертвых водах. А взгляните на этот серый камень! Воплощенное уродство! И как безвкусно! Неистовые в своей вере, позволяющие своему мясу гнить на костях ради укрощения души, эти святоши возвели эту крепость не как символ веры, восхваляющий красоту, а точно вечное напоминание самим себе об уродстве и несовершенстве окружающего мира. Люди, которые его возводили и оберегали веками, не только чужды красоте и не способны ее замечать, они предприняли много усилий, чтобы уничтожить ее в зародыше. Вытравить, стереть, ограничить. Превратить веру из праздника души в суровое служение, в варварский подвиг, сопровождаемый изуверскими ритуалами, в один бесконечный поток самоистязания. Что может быть нелепее?

– Только раубриттер, вздумавший читать проповеди, – отозвался Гримберт, разворачивая «Судью» так, чтобы держаться к Шварцрабэ лицом.

– Найдя смысл жизни в служении Господу, укрывшись под защитой серого камня, они сделались слишком заняты, чтобы познать законы окружающего их мира или понять его красоту. Они постоянно погружены в хлопоты, выполняя тягостные обряды своей веры, которые тащат на себе, точно вериги. Забавно, не правда ли?

– Что в этом забавного?

Прогуливающийся по площадке Шварцрабэ казался невесомым, озаренным свечением духом, готовым взмыть в воздух – благодаря алому отсвету прицельного маркера, в который была заключена его фигура. Гримберт мог бы потушить этот маркер одним коротким мысленным приказом, тем более что смысла в нем не было. Некоторым рыцарям в истории франкской империи удавалось немыслимое, но еще ни одному не удалось выстрелить из незаряженного орудия.