– Темная история, – уклончиво произнес Гримберт. – Мой прадед был чудаковат, не удивлюсь, если он изготовил доспех в Швайнфурте по личным чертежам. А у него было весьма чудное представление о доспехах, как вы можете видеть!
Томаш неохотно кивнул, отводя взгляд.
– И все же, выглядит он знакомо. Как будто мне уже приходилось видеть где-то эту образину. Эту – или очень похожую на нее…
– Уверен, на жизненном пути вам приходилось встречать многих рыцарей, – поспешил сказать Гримберт, воспользовавшись возможностью увести разговор в сторону. – Неудивительно, если некоторые из них кажутся вам похожими на других.
Томаш сплюнул. Изрыгнув из себя остатки от монастырских щедрот, он немного оправился, но трезвым отнюдь не выглядел.
– Мух над дерьмом вьется меньше, чем рыцарей над франкской империей! И знал я их до черта, это верно. Некоторых, особенно тех, с которыми грязь за морем хлебали, до сих пор помню отменно. Вижу отчетливо, как тебя, образину, сейчас. Никогда не спутаю. Другие… А черт, иногда все эти гербы да перья друг с дружкой сливаются, уже и не различить, где кто… Ты был в Регенсбурге, Серая Кляча?
Может, и был, вяло подумал Гримберт, даже не пытаясь напрячь измученную нейрокоммутацией память. За последние три года мы с «Судьей» пересчитали так много городов, что, если бы я приказал Берхарду накорябать название каждого на броне, он уже был бы украшен этими сигилами с ног до головы.
Страсбург, Майнц, Радольфцеель, Эссен, Марсель, Вормс, Вьен, Тулуза, Данциг, Ульм, Констанц… В северной части франкской империи до черта городов. Так много, что кажется, выйдя из одного, можно сразу врезаться в другой, растущий у него под боком. Совсем не так, как в восточных марках, где города окружены многими десятками километров выжженной радиоактивной земли – добрая память о веках противостояний с арианской ересью.
В некоторых из них для нас находилась крыша и работа – это были хорошие города и добрые воспоминания. Из других нас выгоняли прочь, угрожая крепостными орудиями, или окатывали со стен смолой – здесь, на севере, не любят раубриттерский сброд и стараются не иметь с ним дела. Слишком хорошо знают, какой шлейф тянется обычно за нашим братом.
В Эрфурте нас с Берхардом едва было не арестовали – тамошний епископ развернул кампанию против рыцарей-разбойников, как он их именовал, и успел изжарить парочку самых непоседливых в их собственных доспехах. Спасла безлунная ночь и отсутствие у епископских загонщиков инфракрасных прожекторов.
В Нойсе мы наткнулись на целую компанию праздношатающихся гуляк из свиты фон Остерна, утолявших жажду вином с кустарным сальвинорином и развлекавших себя преимущественно спорами и дуэлями со всеми встречными. «Судья» сразу вызвал у них недобрый интерес. Спасла находчивость Берхарда – и еще некоторое количество отравленного белладонной вина. Они сумели сбежать, но Нойс с тех пор пришлось исключить из их маршрутов – Гримберту не улыбалось проверить злопамятность фон Остерна, о которой ходили легенды, на собственной шкуре.
В Бохуме они стали жертвой фальшивомонетчика, сбывшего им поддельный, из сплава золота и меди, гульден. Эта сделка обошлась им по меньшей мере в две сотни денье – все, что удалось выручить за последние четыре месяца утомительной работы.
В Касселе им не посчастливилось вступить в спор с тамошней торговой гильдией, намеревавшейся обобрать их до нитки, причем спор кончился судебным разбирательством и едва не привел к самым плачевным последствиям – Пауку пришлось использовать все свое паучье искусство, чтобы стравить судей и торгашей между собой и не угодить в каменный мешок.
В Хамме «Судья» не успел миновать городские ворота, как его встретил тамошний чемпион, поставивший себе целью испытывать каждого пришлого на прочность, и тут же вызывавший его на бой. Бежать не вышло, а на удачу в схватке Гримберт не уповал – противник был тяжелее «Судьи» по меньшей мере на десять тонн и вооружен куда как солиднее. В тот раз спасла слепая удача – снаряд, срикошетировавший от брони, повредил самонадеянному противнику внутренние топливные баки вспомогательного двигателя, вызвав в них серьезную течь прямиком в бронекапсулу. Было бы это обычное топливо, несчастного, скорее всего, вытащили бы оруженосцы, отплевывающегося и смердящего бензином. Но этот дурак, как и многие в Хамме, предпочитал гидразин – необыкновенно токсичную дрянь, использующуюся в ракетных двигателях. К тому моменту, как его успели извлечь, незадачливый дуэлянт выглядел так, будто черти по меньшей мере час варили его в кипящей смоле. Из Хамма им пришлось бежать – после такого выступления местные горожане скорее угостили бы их с Берхардом камнями, чем медью или серебром.
Дюссельдорф, Крефельд, Вюрцбург, Кассель…
Были ли они в Регенсбурге? А если были, успели ли там наследить?..
– Кажется, не был, – произнес Гримберт нарочито небрежным тоном. – Впрочем, не помню. А что с Регенсбургом?