Fidem

Нет нужды прятаться тому, кто сам держит оружие под полой дублета. Если Томаш не опасается «Керржеса», в открытую передвигаясь без защиты, это может говорить об одном – он сам связан с «Керржесом» самыми тесными узами. Или…

Дьявол, подумал Гримберт. Этих «или» становится все больше с каждым днем пребывания в этом чертовом монастыре.

– Ваш «Жнец» за углом, – сухо сообщил он вслух. – Уверен, что видел его там часом ранее. К чему вам доспех?

– А сам как думаешь? – Томаш покачнулся, точно вековое дерево, которое, ощутив удар топора, замирает на миг, точно раздумывая, падать ему или задержаться еще на какое-то время. – Монастырские крысы отказались отпускать мне пива в долг. Серебра хотят, поганцы этакие… Ну ничего, ничего, сейчас я, значит, угощу их… Угощу как следует! Да только не серебром, а самым настоящим свинцом!

– Едва ли у вас это получится. Еще вчера мы все сдали снаряды в монастырский арсенал. Ваш «Жнец» безоружен, точно новорожденный младенец. Как и все мы.

Томаш замер, его скособоченные кривые плечи опустились.

– Ах дьявол… – пробормотал он, дергая обожженными губами, за которыми не видно было зубов, одни только провалы. – И верно… Ах сучья жизнь, а! Подумайте только, честный рыцарь уже не может ни промочить глотку, ни поквитаться с обидчиками! Может, у вас, сир Гризео, завалялось пяток монет? С удовольствием приму от вас ссуду, вверив в качестве залога свое честное рыцарское имя! А ежли будет… Ежли… еж…

Томаш скрючился посреди улицы, выплеснув на брусчатку поток мутной жижи. Должно быть, он накачивался пивом уже не первый час, оттого уже с трудом стоял на ногах. Но все же стоял, мало того, пытался что-то говорить, совершая обеими руками бессмысленные, обращенные к «Серому Судье» жесты.

Потрясающая живучесть, подумал Гримберт с отвращением. Любой другой на его месте, отведавший хотя бы половину того, что перепало на долю Красавчика Томаша, уже изошел бы от лихорадки в какой-нибудь госпитальерской богадельне, сгорел дотла при очередном штурме или попросту отдал бы богу душу посреди застолья, истощив свой организм сверх всякой меры дармовой выпивкой. Но этот…

Воистину верно говорят некоторые снобы из числа придворных – чем примитивнее форма жизни, тем упрямее она хватается за жизнь, алчно высасывая из нее соки. Томаш похож на старую корягу, которая отказывается уйти под землю, вместо этого упираясь всеми своими отростками и корнями. Ее невозможно ни утопить, ни закопать, она будет вечно лежать у дороги, цепляя прохожих, раня лошадей и причиняя множество неудобств всем путникам.

Лучше было бы остаться в обществе Шварцрабэ, подумал Гримберт, с отвращением наблюдая за тем, как Томаш корчится посреди улицы, извергая из себя то монастырское пиво, то поток богохульных проклятий, достаточно членораздельных, чтобы вызвать презрительные взгляды братьев-лазаритов. Тот тоже не доказал пока своей невиновности, более того, некоторые его слова и поступки можно истрактовать весьма зловещим образом, но тот, по крайней мере, ведет себя как рыцарь и наделен хоть какими-то манерами.

Но, кажется, сегодня ему светит лишь общество старого ублюдка, щедро украшающего содержимым своего желудка монастырскую архитектуру. Шварцрабэ неожиданно для Гримберта сделался замкнут и не горел желанием скрасить его одиночество в виде собеседника.

Его «Беспечный Бес» еще со вчерашнего дня избрал местом дислокации площадь перед монастырскими воротами. Судя по запечатанному люку и горящей сигнатуре, сир Шварцрабэ пребывал внутри, но, кажется, отнюдь не горел желанием общаться со своими собратьями. По крайней мере, на обращенную к нему радиопередачу «Судьи» он отозвался весьма вяло.

«Это вы, старина? – пробормотал он, даже не пошевелившись, и голос его звучал непривычно глухо. – Простите, сегодня не смогу составить вам компанию. Отчаянно занят, вожусь внутри. Пытаюсь залатать прохудившийся маслопровод, а кроме того, давно пора разобраться с проводкой. Моему старичку хотя бы изредка нужно давать заботу. Уж простите».

Гримберт еще несколько раз пытался вызвать того на связь, однако «Бес» хранил полное молчание в эфире – судя по всему, его владелец и в самом деле был слишком увлечен ремонтом, чтобы отрываться от своего занятия.

И черт с ним, решил Гримберт. Может, сир Шварцрабэ и полагает себя невесть каким хитрецом, способным разгадать любое чудо, но сближаться с ним лучше не стоит. Нельзя забывать, что при всех своих манерах и образе жизни он – один из подозреваемых, а значит, потенциальный источник опасности.

– Что у вас за доспех?

– Что? – задумавшись, Гримберт не заметил, как Томаш, прекратив извергать содержимое желудка на монастырскую брусчатку, воззрился на него своим единственным глазом.