Устроившись в густой, как кисель, тени монастырской стены, Берхард задумчиво наблюдал за тем, как медленно удаляется «Ржавый Жнец». Покачиваясь и скрежеща изношенными передачами, эта боевая машина выглядела уставшей и изувеченной, как ее хозяин. И уж точно не смотрелась грозной силой на фоне замерших на подворье рыцарей с зелеными крестами ордена Святого Лазаря на броне.
– Мне будет приятнее жить на этом свете, зная, что не только я желаю его смерти.
– Ты не сказал им.
– Не сказал чего?
Взгляд Берхарда не сделался мягче. Внимательный и настороженный, он бурил доспех «Судьи» в районе лобовой брони.
– Того, о чем должен был догадаться еще давно. Один из этих трех и есть лангобардский лазутчик.
Гримберт усмехнулся. Дьявольская проницательность бывшего барона подчас заставляла его ощущать себя неуютно. Долгое отшельничество в Альбах научило этого человека наблюдать и, что еще важнее, тщательно сопоставлять результаты своих наблюдений. Иные живыми из Альб не возвращались.
– Иногда мне кажется, что вместо своего потрепанного шаперона ты достоин носить другой головной убор. Например, кардинальскую биретту…
Может, лесть и была мощнейшим оружием, как уверял Шварцрабэ, но против бывшего барона Кеплера она оказалась бессильна. Тот лишь поморщился.
– Это очевидно, – сухо заметил он. – Достаточно лишь иметь на плечах голову, а не ночной горшок. Глупо считать, что убийца пробрался в Грауштейн, напялив на себя лохмотья паломника. Да, это недурная маскировка, особенно учитывая, сколько сотен этих изъеденных вшами дураков обретается здесь в последнее время, но вздумай убийца сделать подобное, он сам загнал бы себя в крайне неудобное положение.
– Что ты имеешь в виду?
– Последние три ночи я сплю вместе с прочим сбродом в монастырских дормиториях, так что знаю, о чем говорю. Поверь, у нас в Салуццо даже скот расположен в куда более комфортных условиях. Не говоря уже о том, что в Грауштейне паломники отнюдь не чувствуют себя как дома. Им отведено лишь несколько построек, между которыми они могут передвигаться, да и там сложно укрыться от внимательного взгляда братьев-рыцарей и здешних соглядатаев. Ты всерьез полагаешь, что в подобных условиях можно без опаски выбирать себе цель и использовать «Керржес»? Тут даже пернуть нельзя так, чтоб этого не заметили прочие!
– Я пришел к этому же выводу, – сдержанно согласился Гримберт. – Убийца не пойдет на такой риск, ведь речь идет не только о его жизни, но и о технологии, которая ни в коем случае не должна попасть в руки святош. Нет, он поступил куда хитрее. Явился в Грауштейн под личиной рыцаря-раубриттера. Это дает ему весомые преимущества. Можно заявиться на поклонение чудодейственной пятке, не вызывая вопросов. Можно иметь свободу маневра и передвижения. Можно смонтировать в доспехе всю необходимую аппаратуру – если для работы «Керржеса», конечно, нужна аппаратура… Единственное, в чем ты ошибся, мой старый друг, это в мотиве. Один из этих трех действительно убийца. Но это еще не делает его еретиком или агентом лангобардов.
– Что? – глаза Берхарда сверкнули на грязном морщинистом лице.
Это невыразительное лицо могло принадлежать самым разным людям, в чем Гримберт имел возможность убедиться. Опытному охотнику, саркастичному философу, безжалостному наемнику, безобидному старику или хладнокровному палачу. Но лицом труса оно никогда не было.
Гримберт помолчал, вслушиваясь в мягкий гул силовой установки «Судьи». Этот звук обычно успокаивал его, но не сейчас. Сейчас он казался ему тревожным, будто большая стальная машина тоже нервничала.
– Только в дешевых спектаклях вензель на окровавленном кинжале выдает убийцу, словно указующий перст. Лангобарды могут выглядеть упрямыми и коварными варварами, но они не дураки. Даже если бы им вздумалось мстить за события трехлетней давности, они выбрали бы более значимую мишень, чем крошечный монастырь ордена лазаритов в северном захолустье. Скорее, их гнев пал бы на Лаубера, на отступника Клейфа или самого сенешаля… Кроме того, подобная атака, обернувшаяся бойней среди христианских рыцарей, да еще с использованием еретических технологий, заставила бы Святой престол, и так не до конца забывший прошлые обиды, ссать раскаленным елеем. Хороший зачин для того, чтоб объявить следующий Крестовый поход – но уже на восток, закончить то, что не закончили мы…
– Ты много болтаешь, – холодно заметил Берхард. – Опять упиваешься собственной хитростью вместо того, чтобы делать логические выводы.
– Мой вывод прост. Скорее всего, убийца – один из этих трех. Шварцрабэ, Ягеллон или Томаш. Но то, что он использует для сведения счетов запретную лангобардскую технологию, еще не делает его лангобардом.
Берхард поморщился:
– Надо думать, эта скверная история кажется тебе недостаточно сложной, если ты принялся множить сущности без всякого смысла. Скажи на милость, отчего ты…