– Грауштейнское чудо, о котором приор Герард успел раззвонить на сотни миль вокруг, в некотором роде стало его личным чудом. Чудом, которое может или уничтожить его, развеяв без следа, либо, наоборот, поднять к сияющим вершинам Святого престола. Вот почему он приказал разоружить нас – не хочет, чтобы шайка раубриттеров нарушила его сложные планы, самовольно вмешавшись в игру.
– Это часть великих и нескончаемых Рачьих войн, – Шварцрабэ поправил берет на макушке. – И мы все чертовски не вовремя вмешались в эту колоду.
– Поясните, будьте добры, – холодно попросил Ягеллон.
– Орден Святого Лазаря переживает не лучшие времена, – заметил Гримберт. – Чудо, которое пришло ему на помощь, может погубить его надежнее, чем полчища сарацин из Святой земли или новое нашествие кельтов. Это чудо унесло жизни нескольких рыцарей-монахов и по меньшей мере пары десятков прихожан. Чудо, на которые возлагали немалые надежды, оказалось заляпанным кровью и опороченным. Оскверненным. Готов поспорить, капитул ордена будет в ярости, когда узнает об этом. Это даже хуже, чем поругание святыни в разоренном храме, это поругание чуда, которое является символом сошествия Святого Духа. И капитул не простит этого приору Герарду. Хорошо, если отправит до конца дней отшельничать в скит, а не замурует в какой-нибудь каменной келье прямо здесь, под монастырем.
Томаш наморщил лоб:
– Но ежели приор поймает еретика…
– Верно. Это его шанс выхватить туза из дрянной колоды. Найти жемчужину в сточной канаве. Пока он держит на замке ворота Грауштейна, еретик вынужден оставаться здесь, запертый вместе с нами. Среди нас. И если приор Герард сможет схватить его за горло…
Томаш хрипло хохотнул:
– Индульгенция от всех грехов!
– Да, – согласился Гримберт. – И не только. Мало кто из святых отцов может похвастаться пленным лангобардским шпионом. Они редко даются живыми. Но если вместе со шпионом он заодно захватит и его главное оружие…
Шварцрабэ хлопнул в ладоши. Глаза его сверкали.
– Ах дьявол! Это же, это же…
– «Керржес» – это сокровище, – голос «Серого Судьи» мог посоперничать с ураганом, ему не стоило труда оборвать сира Хуго. – Завладев технологией «Керржеса», лазариты не только отыграют все проигрыши минувших веков, которые тяготили их орден, но и получат в свои руки оружие, равного которому нет даже у самого папы! Только представьте – послушный, готовый к употреблению нейроагент, который невозможно обнаружить и который превращает жертву в машину смерти. От «Керржеса» не укроют ни прочные двери, ни верные телохранители, ни молитвы… Это не просто довод в бесконечных Рачьих войнах, которые ведут между собой святые отцы, это козырь, который превратит их обветшалый прокаженный орден в один из самых могущественных, в один миг сделав опорой Святого престола. А сам Герард… – Гримберт заставил себя сделать паузу. – Черт, уж он-то сполна хлебнет от этих щедрот. Он не только получит все те лавры, которые причитались ему за неудачный поход в земли лангобардов, но, чего доброго, еще и разживется за свои заслуги епископской кафедрой!
К его удивлению, этот короткий рассказ произвел впечатление. Даже холодно державшийся Ягеллон сделал несколько коротких нервных шагов из стороны в сторону, ломая до хруста свои тонкие пальцы.
– Значит, он не отопрет ворот… – пробормотал Ягеллон, во взгляде которого впервые появилась растерянность. – До тех пор, пока не поймает еретика.
– Ну хоть наши-то шкуры в безопасности… – проворчал Томаш. – Хоть за то беспокоиться не придется. Черни-то, конечно, поляжет немало, но ей и так-то жить не сто лет. Не «Керржес», так оспа или наводнение…
– Наша опасность – не «Керржес», – произнес Гримберт, надеясь, что его голос лишен предательских модуляций, по которым можно было бы распознать чувства. – Наша опасность – сам приор. Как бы ни обернулось дело, победой или поражением, мы четверо будем ему костью в горле. Ненужными свидетелями, которые запечатлеют или его позор, или его страшную, купленную страшной ценой победу. Поверьте, совершенно не напрасно он приказал нам сдать боекомплект. Он уже сейчас знает, чем все обернется.
Томаш тяжело опустился на ступени. Еще недавно Гримберту казалось, будто в теле старого калеки заключен ядерный реактор, питающий его силы. Сейчас же он казался совершенной развалиной, которой стоит большого труда не рассыпаться трухой.
– Проклятый святоша… – сокрушенно пробормотал Томаш. – Проклятый монастырь, проклятая пятка… А я – проклятый безмозглый дурак. Вздумал под конец жизни к мощам святым припасть, чудо обрести, значит… Как будто бывают такие чудеса, которые могут душу старого раубриттера отмыть… Вот тебе и чудо. Получай, значит, что заслужил!..
– Не будем отчаиваться прежде времени, – заметил Шварцрабэ с наигранной беспечностью. – Мы живы, а это уже кое-что да значит. Нас четверо, не так уж мало!
– Четыре старые машины против трех дюжин рыцарей ордена и их безумного приора, – Ягеллону потребовалось лишь несколько секунд, чтобы подвести мысленную черту под этим несложным уравнением. – Долгий же будет бой… Что же нам делать?