Fidem

– Святоша прав, – буркнул неохотно Томаш, почесывая обрубками пальцев свой бок. – Мой «Жнец» – старая рухлядь, да и ваши доспехи не лучше. Уж простите великодушно, но врать не стану, все наши доспехи по сравнению с монастырскими – ржавые консервные банки. Но уж внутри-то вашему дьявольскому отродью нас не достать.

Шварцрабэ досадливо дернул щекой:

– «Беспечный Бес» не единожды спасал мою шкуру, это правда. Но заживо мумифицировать себя внутри него? Запереться в бронекапсуле и прожить там остаток дней, как святой Алькмунд прожил всю жизнь в бочке из-под горючки? Черт, мне претит сама мысль о том, чтобы оградить свою свободу свыше тех пределов, которыми она уже ограничена по воле приора!

Да, ему будет нелегко, подумал Гримберт. Может, даже тяжелее, чем всем нам. Раскованный, не привыкший лезть за словом в карман, сир Хуго фон Химмельрейх, именуемый также Черной Вороной, быстрее всех прочих раубриттеров свыкся со своим заточением в Грауштейне. Настолько, что уже многим казался исконным его жителем, как сам приор Герард.

Если Гримберт посвящал свободное время своему бессмысленному добровольному бдению на Южной башне, Шварцрабэ использовал его куда с большей выгодой. Или, по крайней мере, куда более деятельно. Он успевал сыграть в карты с маявшимися бездельем паломниками, опрокинуть за воротник пива в компании монахов-рыцарей, потрепаться с работающими в мастерских мирянами-обсервантами и вообще вел себя так, словно оказался не в заложниках монастыря, а в списке его почетных гостей.

Его «Беспечный Бес» целыми днями дремал на окраине монастыря, удобно устроившись между приземистыми цистернами и медленно покрываясь пылью, – хозяин, кажется, не уделял ему особого внимания, отчего он выглядел безлюдным и пустым, как сгоревшая церковь.

Сам же Шварцрабэ, казалось, растворился в монастыре без остатка. Всякий раз, когда Гримберт, спускаясь с облюбованной им башни, углублялся в монастырскую застройку, ему казалось, что он ощущает присутствие Шварцрабэ в окружающем пространстве, несмотря на то что редко видел его воочию – словно тот, подобно святому духу, находился одновременно и нигде, и везде сразу.

То сенсоры «Серого Судьи» передавали ему размытые изображение, весьма похожее на силуэт сира Хуго, то ухо будто бы ловило его голос, звучащий где-то в отдалении, но в то же время и близко. Некоторое время Гримберт отдал охоте за этими призраками, но быстро был вынужден признать ее бессмысленность. Шварцрабэ блуждал по Грауштейну точно заблудившаяся радиопередача, которую можно уловить случайно, фильтруя эфир, но совершенно невозможно схватить пальцами.

Да, человеку вроде него непросто будет свыкнуться с заточением внутри доспеха, пусть даже и во имя спасения собственной жизни. Слишком деятельная натура, слишком непоседливый дух. Воистину – черная ворона.

– Можете оставаться снаружи, – сказал ему Гримберт, слегка склонив голову «Серого Судьи», чтобы получилось что-то вроде кивка. – Воля ваша, приказать вам я не в силах. Мы все раубриттеры, у нас нет сеньоров, которым мы принесли клятву и приказы которых обязались выполнять. Могу отдавать вам не приказ, а только лишь обещание.

– Обещание? – Шварцрабэ нахмурился. – Какое?

– В скором времени нам всем предстоит лишиться патронов, но если в какой-то миг вы засмеетесь, точно безумец, как засмеялся Франц, обещаю, что приложу все усилия, чтобы подарить вам по возможности безболезненную смерть.

Судя по тому, как сверкнули глаза Шварцрабэ, он собирался выдать в ответ отповедь, обжигающую, точно шквал подкалиберных бронебойных снарядов. Однако мгновение позже он стиснул зубы и неохотно кивнул:

– Простите меня, вы совершенно правы. Пусть меня и именуют Черной Вороной, иногда я веду себя словно самый настоящий осел. Вы тысячу раз правы, старина. Если здесь, в Грауштейне, разгуливает отродье вроде «Керржеса», нам всем лучше поскорее спрятаться в доспехи и не показывать носа наружу.

Томаш хрипло хохотнул. Наблюдавший за ними из-под бровей, он ничуть не был растроган этой сценой, напротив, заклекотал от сдерживаемой злости.

– Вы и есть самый настоящий осел! – буркнул он. – А ваш приятель Гризео – сущая серая кляча. Отличная пара! Может, мы и спрячемся, а что с прочими?

– Прочими?

Томаш коротко ткнул беспалой ладонью в сторону монастыря:

– Здесь до черта святош, а кроме того – пара тысяч паломников. Все эти крестьяне из окрестных деревень, выжившие из ума кликуши, убогие, дети, калеки… Только вообразите, что тут может начаться, если «Керржес» начнет пировать по-настоящему! Да весь Грауштейн в мгновение ока превратится в кровавую яму! Люди начнут рвать друг друга в клочья, точно в безднах ада!

Ягеллон скорбно вздохнул:

– Я уже думал об этом. Будем справедливы. Мы бессильны помочь этим людям, значит, нам должно обеспечить собственную безопасность, а потом…

– Ну конечно, – буркнул Томаш. – Собственная безопасность превыше всего, не так ли? Для вас это всего лишь чернь, не так ли? И вы готовы наблюдать, как ее скормят «Керржесу», сир Стерх?