Fidem

– Схизматиков, чернокнижников и дьяволопоклонников!

– Думаю, приор Герард целиком разделяет вашу точку зрения, – спокойно согласился Гримберт, – но есть и другая. Которая говорит о том, что Лангобардия в скором времени стала центром великого множества самых разных культов, наук, верований, течений и сект. Оккультизм, генетика, эзотерика, микробиология, антропософия, теургия, герметизм, трансплантология, каббала… Все это образовало крайне причудливые и разнородные сплавы. Некоторые – безобидные, состоящие из философов и теологов, другие – весьма опасные.

– Ближе к сути! – одернул его Томаш, чей белесый выгоревший глаз нетерпеливо сверкал. – К какому из них относится ваш приятель Керржес?

– К опасным. К смертельно опасным.

– А вы неплохо разбираетесь в лангобардских порядках, – произнес Ягеллон.

И хоть он произнес это невыразительно, не вкладывая в слова особенного смысла, Гримберт ощутил неприятный ртутный холодок в гортани.

– Мне приходилось бывать на восточных рубежах империи. Как, кстати, и приору Герарду. Вы ведь знаете, что он был одним из штурмовавших Арборию? Ту битву еще назвали Похлебкой по-арборийски.

Ягеллон и Томаш переглянулись, но никто из них не произнес ни слова. Молчал и Шварцрабэ, сосредоточенно разглядывавший носки своих сапог. Гримберт вдруг ощутил безмерную усталость – будто говорил не несколько минут, а добрый час. В горле запершило, как от глотка соленого раствора глюкозы из загубника.

– «Керржес» – не демон. Это технология.

* * *

– Значит, «Керржес»… – Шварцрабэ поморщился, точно пробуя это колючее имя на вкус. – Что он такое?

– Самый кровожадный убийца из всех существующих. Нейроагент, внедряющийся в человеческую нервную систему, рвущий в клочья нейронные связи в мозгу и превращающий человека в осатаневшее от жажды крови чудовище.

– Так это что-то вроде боевого стимулятора?

– «Керржес» – это не боевой стимулятор, – возразил Гримберт. – «Керржес» – это чистая демоническая ярость, превращающая человека в истекающую кровью машину для причинения боли. От сложнейшей системы синапсов остается лишь примитивная в своем варварском устройстве схема. Сознание, память, личность – все это превращается в кровавые обрезки. То, что остается от человека, уже не способно рассуждать. И не пытается. В ответ на определенные раздражители «Керржес» заставляет уцелевшие нейроны мозга вырабатывать нечеловеческие дозы эндорфинов, от которых мозг в самом скором времени буквально закипает.

– Наслаждение, – Шварцрабэ обвел всех взглядом, исполненным отвращения. – Это то, что испытывал Франц, кромсая людей. Наслаждение.

– Вот почему он смеялся, даже когда его собственное тело рвалось на части. В обмен на боль, которую он испытывал, «Керржес» даровал ему величайшее наслаждение. Я уже видел подобное в Лангобардии. Видел, как пехотинцы, заливаясь хохотом, бежали вперед, не обращая внимания на наполовину снесенную мечом голову. Как обрушивались на противника, не замечая, что идут по собственным выпущенным внутренностям.

Ягеллон вздрогнул:

– Дьявольское, воистину дьявольское изобретение. Только нечестивые еретики в силах создать нечто подобное!

Шварцрабэ издал короткий смешок, показавшийся Гримберту злым:

– Скорее, лишь приспособили к собственным нуждам то, чем окормляет их всеблагая Церковь. Не помните ли, как лет десять назад некто Бодолевос был осужден церковным судом в Нанте за распространяемую им ересь мессалианства? Милосердно не желая проливать его кровь, святоши отпустили его на все четыре стороны, одарив перед этим штукой под названием «Розенрот». Проще говоря, в его мозгу произвели небольшую операцию, перепаяв пару синапсов. С того дня его нервная система стала работать задом наперед. Оставаясь в покое, он испытывал нечеловеческие мучения, будто его рвут на части, и лишь причиняя себе боль, приходил в нормальное состояние. Говорят, он прожил еще года три или четыре, а когда его тело нашли, то не сразу смогли опознать, до того он себя изувечил. Когда он уже не мог держать нож, чтоб наносить себе все новые и новые раны, то до кости обгрыз мясо со всех мест, до которых только мог дотянуться зубами. Так что не грешите на лангобардов, сир Ягеллон, может, они и не ангелы, но и не такие изуверы, как вам хочется видеть.

Ягеллон собирался было возразить, но Шварцрабэ заставил его замолчать одним только щелчком пальцев.

– Что бы вы ни хотели сказать, сейчас это не имеет значения! – резко произнес он. – Меня интересует другое. Как работает «Керржес»?

Он часто казался смеющимся, даже когда сохранял на лице самую серьезную гримасу, но в этот раз, бросив на него взгляд, Гримберт едва не поежился, даже находясь под защитой доспехов. Взгляд Шварцрабэ сделался тяжелым и холодным, таким, каким прежде никогда не был. Точно под ворохом разноцветного пестрого бархата мелькнула вороненая сталь граненого стилета.