Февральский дождь

Включили свет и увидели в спальниках и на стенах полчища клопов.

Выскочили из дома, вытащили спальники, не зная, что с ними делать, как выводить

из них насекомых. Макс развел костер, разогрел оставшийся шашлык, вскипятил чай.

Есть никому не хотелось, но чай был кстати – ночью резко похолодало. Девчонки

сели у костра. Чтобы скоротать время, попросили классную рассказать что-нибудь

интересное.

– Клара Исаевна, расскажите про вашу любовь. Что это, по-вашему, такое,

любовь?

Клариса растерянно улыбнулась:

– Ой, ребята, боюсь, скажу совсем не то, что пишут в учебниках.

– У вас была несчастная любовь?

Клариса бесстрашно ответила:

– Настоящая любовь всегда несчастная.

– Каким был молодой человек, которого вы любили? – словно на

школьном диспуте спросила Лиза.

Клариса задумалась:

– Он умел думать намного лучше меня. Он был из породы мужчин, про которых говорят: пусть лучше с ним мне будет плохо, чем с другим хорошо. Я была к этому готова. Я готова была отдавать ему все, в чем он нуждается, но он не нуждался во мне. Он ни в ком не нуждался.

– Как вы сказали? Он ни в ком не нуждался, – повторила Маля. – А

говорят, любовь без взаимности умирает. Вы ведь до сих пор любите его?

– Люблю, – подтвердила Клариса. – Слежу за его успехами. Он женат, у

него славные дети, он очень их любит.

Клариса помолчала и закончила совсем неожиданно:

– Мужчина должен вести себя так, чтобы женщина испытывала

непреодолимое желание его поцеловать.

Слово «поцеловать» было очень нешкольное. Но никто не рассмеялся,

даже Макс. Стояла тонкая тишина. Ни на одном уроке, нам не было так

интересно, как тогда, возле совхозного клоповника.

В ноябре проводился смотр художественной самодеятельности. Классы

соревновались, кто лучше прочтет стихи, станцует или спляшет, сыграет или

споёт. Актовый зал не вмещал всех зрителей. Приходила даже шпана, глазела,

сняв шапки.

Танцевальные вечера проводились чаще, но всегда на грани ЧП.. Накануне

директор собирал самых крепких десятиклассников и проводил что-то вроде

оперативного совещания. На время танцев старшеклассникам предстояло стать

отрядом самообороны.

Шпана приходила с кастетами, ножами, арматурой. Наша дружина

вооружалась только кастетами. Директор об этом знал. Обычно он стоял у входа с

напряженным лицом и вымученной улыбкой, стараясь показать, что всё в порядке.

Первым танцем был, как водится, вальс. Пока кружились только девочки.

Но вот в круг осторожно, как на минной поле, в круг вступали парни со своими

подружками. Оттаптывая им ноги, осваивали вращения вокруг оси.

Ко мне подошла Лиза. Мы топтались на краю танцевального круга. Я сгорал

от стыда. Но, глядя на Лизу, другие девчонки тоже потянули мальчишек в

обучение. А потом школьный духовой оркестр играл вальс Штрауса. И Макс

приглашал Малю. Как они танцевали! Даже те пары, которые уже были в круге,

переставали танцевать и вместе с другими смотрели на них. Черт возьми, как же я

хотел быть на месте Макса.

Я все чаще ловил на себе вопрошающий взгляд Мали. Это было

удивительно, потому что обычно она никому не смотрела прямо в глаза. Однажды

она подошла ко мне и велела показать, где я видел книгу Розанова. Я повел её в

библиотеку. Старушка-библиотекарша не обращала на нас никакого внимания.

Маля сдула пыль с книжечки стихов Зинаиды Гиппиус. Это имя мы звучало с

осуждением среди имен поэтов-декадентов. Мы осуждали упадочничество в

поэзии, не читая ни одного стиха той же Гиппиус.

Маля прочла вслух.

Смотрю на море жадными очами,

К земле прикованный, на берегу…

Стою над пропастью – над небесами, –

И улететь к лазури не могу.

Не ведаю, восстать иль покориться,

Нет смелости ни умереть, ни жить…

Мне близок Бог – но не могу молиться,

Хочу любви – и не могу любить.

Я к солнцу, к солнцу руки простираю

И вижу полог бледных облаков…

Мне кажется, что истину я знаю –

И только для нее не знаю слов.

Я стоял рядом, совсем близко к Мале, меня покалывало горячими иголками.

Маля неожиданно спросила:

– Родители знают, что ты романтик?

Я пожал плечами.

– О чем ты мечтаешь?

Я не знал, что сказать.

Клариса могла в конце своего урока задать какой-нибудь неожиданный

вопрос, чтобы мы взяли в голову и потом думали.

– Что главное в жизни? – спросила она однажды.

– Деньги, – быстрее всех ответил Макс.

– Не балуйся, – мягко укорила его Клариса, и снова обратилась к классу. –

Итак?

Класс загалдел – Макс движением руки настроил тишину.

– А я не балуюсь, – сказал он. – Самое главное в жизни деньги, и так будет

всегда. Скажи любому человеку: вот, лежит куча денег. Никто не видит, возьми,

сколько хочешь. Не возьмет, может быть, один из десяти.

– И ты бы взял? – спросила Маля.

– Я бы взял только миллион, – отвечал Макс, – Деньги – это свобода. А