Февральский дождь

– С чего вдруг она может что-то заподозрить? По себе судишь? У меня могут быть увлечения, но я не унижаю жену. Я уважаю ее, как личность.

От подобных слов я обычно цепенею и теряю дар речи. Но сейчас не поддался.

– То есть в этом кино она не увидела ни тебя, ни себя?

Стасик отчеканил:

– Она увидела то, что и должна была увидеть – обычное в драматургии смешение реальности и вымысла. Да, для достоверности образа я выписал в жене художника некоторые черты Полины. Но это – выдуманная жена художника, а не реальная Полина. Она это поняла. А ты не можешь понять по вполне понятной причине. Тебе не нравится все, что я делаю в искусстве. Знаешь, если честно, я уже устал от этого.

Это была обычная манера Стасика вести разговор о его жизни в искусстве. Пункт первый: я чего-то не понимаю, потому как у меня другая профессия. Пункт второй: если даже я в чем-то разбираюсь, то не так профессионально, как он, Стасик. Пункт третий: если мне что-то не нравится, значит, я не верю в его талант. Пункт четвертый: свою критику я излагаю нелицеприятно, а значит, конфликтно. И, наконец, пункт пятый: за всем этим кроется моя низкая зависть.

Последний пятый аргумент он сегодня еще не привел. Просто разговор до этого не дошел. Я подумал: если Полина понравился фильм, чего мне-то переживать за нее? Я остановил этот разговор и поздравил брата с дебютом сценариста. Если не брать в расчет Полину, я был доволен успехом брата. Во мне сидело семейное «мы». То есть готовность гордится всеми Тереховыми: родителями, братьями, их детьми. Ну, а как иначе? Жить только своей ветвью рода?

Стасик пригласил Женю и Олега на премьеру фильма.

Премьера есть премьера. Стасику надо было провести и рассадить десяток корифеев московского разлива и других полезных чуваков. А еще проверить готовность буфета к фуршету. Женя и Олег принесли выпивку с собой. Но после премьеры Стасик к ним почему-то не подошел. Женя была расстроена, требовала объяснений. Я сказал, что Стасик просто закрутился. Такой ажиотаж. Кругом столько маститых киношников. Женю мои объяснения не устраивали.

– Не ожидала я от него.

Олег тоже очень обиделся и устроил что-то вроде диспута.

– А еще считает себя верующим. А как же заповедь: «Не желай жены ближнего своего?»

– Погоди, – сказал я. – Это любовь вымышленного героя к жене друга, а не любовь Стасика.

Олег осуждающе уставился на меня.

– Юрий Леонтьевич, вы это серьезно? Это кино вашего брата о себе самом. Это же видно. Между прочим, его жена мне понравилась. Глубокая, порядочная женщина. А любовница – глиста в скафандре. Друг – настоящий мужик, а любовник – додик. Глиста и додик замутили как бы большую любовь. Пустота влюбилась в пустоту. Даже друг с другом цитатками из книжек разговаривают.

Я смотрел на Олега с удивлением. Чего ж он так бурно реагирует? Неужели ревнует? Но это же смешно – ревновать племянницу к дядьке. А еще мелькнуло: надо же как бывает в семейных отношениях. Враг иногда вдруг становится партнером. Совсем, как в разведке.

Неожиданно позвонила Крошка. Ей не терпелось услышать мое мнение. Все их общие со Стасиком и Феней друзья пребывают в растерянности. Сказать Стасику, что думают о фильме, как-то неловко. Можно обидеть. Поэтому высказывают только положительную оценку, а отрицательную держат при себе. Я напомнил Крошке ее же слова. Если появился шанс проявить свой талант, делай это, не считаясь ни с чем, ибо более подходящего случая может не быть.

– Так-то оно так, – сказала Крошка. – Но тут особый случай. Стасик появился в театре с Полиной. Хотел показать, что у них все окей. Но все заметили, что Полина заметно подурнела, исхудала. Знаешь, у меня нехорошее предчувствие. Поэтому и позвонила тебе. Поговори с Стасиком. Пусть он отправит Феню в отставку. Она долго переживать не будет. А вот Полина…

Я сказал, что никогда не лез в отношения Стасика с женой, и не буду это делать.

– А говорил о братской заботе, – упрекнула Крошка.

Она сказала, что дописывает пьесу и очень собой недовольна. Работа слишком затянулась, а хорошие пьесы пишутся залпом. Я пожелал ей успехов в драматургии.

Глава 30

Наконец-то, состоялось новоселье у родителей. Вера была занята. Я поехал с Женей и Олегом. Дом в центре Коломны оказался в запущенном состоянии. Свет в лифте не горел, кнопку нажимали вслепую.

В Павлодаре был первый этаж, высокие окна, двери и потолки. Две комнаты, большая кухня. Здесь же… Прихожая и кухня – не повернуться. Окна в единственной комнатке плохо пропускали свет. Нора.

Я не понимал Виктора. Младший брат подгонял обстоятельства родителей под перспективы своей жизни. Ища квартиру для них, искал для своих деток. Неужели нельзя было найти лучше? Хотелось наорать на брата: «Ты чего натворил?»

Порывался и отцу сказать. Ну, плюнули тебе в спину казахи. Так и в России можно нарваться на отродье. Но тут же оправдывал старика. Не мог он предположить, что чего-то надо бояться больше плевков. Плевок казаха взял и смыл. А как на исторической родине жить теперь – словно в одноместной камере?