Фельдмаршал

Екатерина, прощаясь с отчим замком, всплакнула. Она была нежной от природы, впечатлительной и застенчивой. Она обошла все комнаты замка. Заглянула и простилась с прислугой на кухне.

Повара, поварихи и стольники, кланяясь ей, проводили её. Бабы, шмыгая носом, украдкой крестили её. Они привязались за многие годы ко всем детям короля Густава. Особенно же к его дочерям, вот к ней, Екатерине, да ещё к Цецилии. Очаровательное личико той частенько раньше оживляло скромное помещение кухни, когда она, забежав на минутку и что-то пощебетав, как и в малолетстве, порхала в иной мир, из которого приходила к ним на мгновение, чтобы оживить и озарить своим светом их унылое, серое существование.

– Прощайте, милая Берта! – обняла Екатерина старую служанку, которую особенно любила. Сняв со своей шеи серебряный крестик, она надела его на служанку. – Пусть будет он с вами на память обо мне! О той счастливой поре, что прожила я в этом замке!.. Прощайте все!..

Она махнула изящной ручкой и исчезла из их жизни навсегда.

* * *

Стоял ноябрь. Штормило море, опасным было. Дул резкий ветер. В шальную можно было угодить погоду на воде.

И они, супружеская пара, поехали сушей: в каретах, целой кавалькадой. Увязалась за ними и Цецилия. Какие только сказки ни наплела она своей сестре Екатерине. И что без неё не сможет жить, пусть хотя бы отдалит миг их разлуки…

– Ведь это же навсегда! – чуть не заламывала она себе руки. – Когда увижу я тебя ещё! Меня ты пожалей хотя бы!..

Ну, в общем, она была не только внешне хороша. Умела словом тоже обольщать: как юношей, так и мужчин достойных.

Молодая чета не спешила домой. Они наслаждались своим счастьем и весёлой компанией, провожающей их. В каждом городе по пути они останавливались у знатных особ. Жизнь открывалась им романтической стороной.

И только через месяц они добрались до Вадстена, до замка Магнуса, что стоял на берегу озера Веттерн. И Магнус, как гостеприимный хозяин, принял их. Несколько вечеров они веселились допоздна всей компанией.

В один из таких вечеров, уже за полночь, они стали расходиться по отведённым для них комнатам.

– Пока, господа! И вы, милые дамы! – галантно раскланялся граф Иоган перед Екатериной и Цецилией.

Глаза же его, горящие как угли, метнулись по очаровательным золотистым волосам Цецилии, скользнули вниз, на её фигуру обольстительную. А Цецилия, не смутившись, приняла благосклонно его влюблённый взгляд…

Чтобы не вызвать никаких подозрений, она простилась с ним холодно, как и с братьями Магнусом и Эрихом.

Её широкие юбки зашуршали. Шум милых лёгких ножек листвой на дубе пролепетал для графа и где-то там затих, среди комнат спальных…

Граф весь задрожал от ожидания встречи с ней. Уже не один вечер они встречались, тайком от всех. Всё это граф, искусный по этой части, добился подкупом служанок, и камер-юнгферы в их тайны были посвящены. За это граф одарил их щедро. От страсти к ней пылая, он не жалел денег и драгоценностей. Всё променял он на прелести её неотразимые.

Наступила полночь. Стали гаснуть светильники по комнатам замка, словно махнули крылышками напоследок ночные мотыльки.

Граф Иоган похлопал на прощание Эдцарда по плечу:

– Пока, дружище!.. Будь мужчиной настоящим!

Тот ответил ему так же шутливо:

– Того же и тебе желаю!

Он, Эдцард, догадывался, что брат куда-то спешит вот так каждый вечер, с тех пор как они выехали с месяц назад из Стокгольма. Но он думал, что Иоган завёл любовную интрижку с какой-нибудь из камер-юнгфер принцессы Цецилии. И этими мыслями он поделился как-то с женой.

Екатерина, выслушав его, улыбнулась.

– Да, так и есть, мой дорогой! – промолвила она, целуя его в щёку.

– Ну, ты совсем целуешь как покойника, – сказал он, слегка заикаясь, польщённый её похвалой.

Екатерина, зная свою сестру, ни минуты не сомневалась, что здесь дело в ней, а не в какой-то камер-юнгфере, шлюхе, всегда готовой услужить господам, как принцам, так и графам.

И вот потух последний светлячок в чьем-то окне на верхнем ярусе. И стало тихо. Всё погрузилось в темноту. Покой на землю опустился после заполненного весельем дня.

Прошло какое-то ещё время, а может быть, оно остановилось для него, для графа Иогана.

Но нет. Вот стража прошла очередным обходом. Прошли, всё осмотрели с факелами. Их факелы исчезли, и голоса и стук башмаков тяжёлых тоже.

Вокруг всё замерло… Но нет, ещё не все уснули. Вон там мелькнула чья-то тень… Да это же граф Иоган… Вот притаился он, осматривает пустой двор, привыкнув к темноте. Его горящие от страсти глаза пронзили темноту. Он кожей чувствовал накал страстей, что в нём зажгла Цецилия. Она вся в нетерпении и ждёт его. Как ждала до этой ночи…

Ночь шла. А он стоял, раздумывал. Его насторожило что-то…

«Ох, не попасться бы!» – пришла к нему трусливая мысль.

Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу, как будто собирался удариться в постыдное бегство… Но нет, не побежал. Он взял себя в руки, отошёл в тёмный угол, где таился. И там, в темноте, он нащупал в нише лестницу, которую прятал здесь.