Фельдмаршал

– Ваше высочество, чистилище, очистительный огонь – есть выдумка для обуздания простого народа…

Она, не сразу поняв его, какое-то время смотрела на него… Выходит, что её всю жизнь обманывали?.. Зачем?..

И она отвернулась от него.

– Оставьте меня! – резко сказала она ему, когда он попытался объяснить ей ещё что-то.

И он вышел из палаты, так же тихонько прикрыв за собой дверь, как и вошёл.

За всё время разговора с королевой он не заметил, что в палате был ещё кто-то. Не замечала этого и сама Катерина. А там, в дальнем тёмном углу комнаты, в полумраке, стояла Анна, которая незаметно проскользнула обратно в комнату.

В этот же день Анна передала отцу разговор матери и её духовника.

– Я выпотрошу этот мешок с дерьмом! – вскричал Юхан, намеренный действительно наказать иезуита, а заодно и его единоверцев, заметался по комнате, ища шпагу.

Таким Анна никогда не видела отца, испугалась и быстро ушла из его кабинета, сделав святое дело, как понимала она его…

Король же, опечаленный и в то же время взвинченный от всего происходящего, впал в прострацию.

В таком состоянии Понтус и застал его. Доложив ему обо всём в подвластной ему части Ливонии, он ушёл из королевского замка.

Выполнить же свою угрозу Юхану так и не пришлось. Под утро шестнадцатого ноября 1583 года королева Катерина Ягеллоника скончалась у себя в палате, в Стокгольмском замке. И дело изгнания иезуитов из Швеции произошло не по его воле. Теперь, без поддержки королевы, иезуиты оказались беспомощными. Указом риксдаг закрыл их кафедры, запретил им проводить проповеди и приказал убираться из страны. Тем же, кого иезуиты уже обратили в свою веру, в католическую, было предложено на выбор: либо покинуть страну, либо принять снова протестантство.

Глава 36. Переговоры с русскими

За прошедшие лет десять немного можно было назвать месяцев, когда бы Понтус не виделся с королём. Этого требовали дела государства. Приглашали его и по-родственному во дворец.

Королеву Катерину сменила Гуннила Бьёлке, недавно коронованная, двадцать первого февраля, шёл 1585 год, но привычки у короля остались всё те же.

– Ты можешь быть спокоен за своих детей… Если с тобой что-нибудь случится, – заверил король его на последней их встрече.

Он положил ему на плечо руку и слегка встряхнул его, как обычно делал, когда хотел показать своё расположение близкому человеку.

– Я не брошу своих внуков! – впервые при Понтусе так назвал он его детей. – За ними останутся все поместья Софьи…

Старшему сыну Понтуса было уже четыре года. Они с Софьей назвали его Иоанном. Затем появилась дочь Брита… А год назад Софья снова разрешилась от беременности. Произошло это в Ревеле. У них снова родился сын, назвали Якобом. Но эта радость омрачилась горем. Целый год Софья, ослабленная после родов, тяжело болела и вот недавно умерла.

Недолго длилось его супружеское счастье: всего пять с небольшим лет. Софья умерла, оставив ему, фельдмаршалу, своих осиротевших малышей: Иоанна, Бриту и Якоба, виновника её кончины.

И сейчас они оба горевали: один вспоминая свою дочь, другой – свою супругу… Хотя для Юхана эта потеря была не так горестна. Его утешила юная, семнадцатилетняя Гуннила…

У Понтуса в груди всё сжалось… Что говорить! Король ведь приходился ему тестем. И чисто по-человечески у них и были такие отношения. И хотя тесть был моложе его, но дистанцию между ним, подданным, и королём, Понтус всегда чувствовал.

– Послом пойдёт Клас Тотт, а не ты! Ты будешь при нём, – напомнил ему король. – Надеюсь, понимаешь это! Мне нужен мир с русскими!.. Я тоже скорблю о Софье, не меньше твоего… Но мне нужен мир! – повторил он резче. – Ты посмотри на себя – сам не свой! Какой из тебя посол!

Да, Понтус был не в лучшем виде. Последние дни, считая часы и минуты, он провёл подле постели больной супруги, не подозревая, что она умирает.

– Как ты останешься с ними-то, детьми, один… – тихо заговорила она как-то. – Якоб-то на тебя будет похож… Когда вырастет, возмужает…

– Почему? – спросил он её.

Он был немного удивлён, как можно определить, что вот это полуторагодовалое дитя будет на кого-то походить. Разумеется, не внешне, а характером. Внешне уже сейчас было видно, что это дитя Скандинавии: белобрысый, удлиненное скуластое лицо, все черты матери, с вьющимися красивыми локонами… Сам-то он чернявый, француз, не спутаешь.

– Злой такой же, – сказала Софья, затем, переведя дыхание, пошутила: – Грудь здорово грызёт…

Она застудилась, и сильно, от холодного ветра, дующего с Финского залива, продувающего узкие улочки древнего города, каменные холодные дома, едва обогреваемые каминами зимой. Последнее время в городе постоянно ощущалась нехватка дров, товаров. На горожан, выходивших за стены, нападали банды крестьян, разорённых войной. Беспокоили приграничные поселения и городские окраины также русские, подходя даже сюда, под Ревель.

«Дикие варвары!» – злился он, наместник в Эстляндии, не в силах сломать мощь восточного соседа.

Тяжёлые роды жены усугубила простуда, к тому же ещё и известие о смерти её младшей сестры, Лукреции.

Софья любила свою сестру.