Фельдмаршал

В начале 1583 года в Ревеле появился нарочный от Грозного царя с предложением вступить в мирные переговоры. Об этом Понтус сразу же донёс в Стокгольм. И Юхан назначил его уполномоченным для ведения этих переговоров.

И вот девятого мая близ устья речки Плюссы, впадающей справа в Нарву, выше крепости Нарвы в пяти верстах, съехались уполномоченные с обеих сторон. Каждая из сторон поставила свою палатку и не желала идти на переговоры в чужую палатку, чтобы тем не унизить достоинство своих монархов… Тогда, чтобы как-то выйти из этого положения, согласились придвинуть палатки ближе друг к другу. Итак послы, сидя в своих палатках и переговариваясь, приступили к делу… Русские сразу же потребовали вернуть завоёванные у них города, в обмен на заключение вечного мира…

Юхан, ненавидя и поляков и русских, дал наказ своим уполномоченным: не уступать ни тем, ни другим ни пяди Ливонской земли.

Переговоры прошли безрезультатно: заключили только перемирие на два месяца. Через два месяца Понтус напал на русские приграничные местности. В это же время он написал королю, убеждая его начать переговоры с Москвой.

– Ваше величество, теперь, ввиду стеснённого положения московского царя и со стороны Польши, всего легче добиться от него выгодных для нас условий!..

Король согласился с ним. Опять встретились обе стороны там же, в устье Плюссы, и также каждая делегация сидела в своей палатке. Шведскую делегацию возглавили Клас Тотт и Понтус. С русской стороны на переговоры прибыли боярин Иван Лобанов-Ростовский и окольничий Игнатий Татищев.

За две недели выработали условия перемирия и десятого августа подписали договор о перемирии на три года.

К этому времени отношения Юхана и Батория обострились настолько, что они скатились на угрозы: всё шло к разрыву, к войне…

Юхан, получив очередное письмо от свояка, велел секретарю зачитать его.

Он с трудом дослушал его до конца. Затем он взорвался. С пеной на губах он выхлестнул на бедного секретаря поток слов:

– Я не намерен давать отчёт Польше относительно своих действий в Ливонии! Я господин тех городов и крепостей, какие завоёваны и удастся завоевать ещё у русских! Пора польскому королю совершенно отказаться от своих абсурдных требований на земли, завоёванные у русских шведским оружием и кровью!.. Пишите, пишите ему, этому никчемному воеводишке всё это! Не стесняйтесь, не выкручивайте на дипломатический лад!.. Пусть знает, что думают о нём в Швеции!.. Польше следовало бы заплатить те великие суммы, которые я одолжил ещё королю Сигизмунду-Августу! А также приданое моей супруге, как и наследную часть её! Иначе Швеция примет другие, более крутые, меры! Пусть король Баторий вспомнит деяния древних готов!.. Шведы не пойдут ни на какие уступки!..

Бедный секретарь лихорадочно записывал за ним, чтобы затем всё же смягчить тон письма… Когда король остынет…

Понтус прибыл незамедлительно в Стокгольм, куда его вызвал король.

Юхан был раздражён не только успехами того же Батория, но тоном, каким написал ему Замойский.

– Что это такое? – затряс он бумажкой, зажатой в его слабой изнеженной руке.

Разумеется, он не имел в виду его, Понтуса.

– Как Баторий не спрашивал соизволения у шведов брать русские крепости, так и шведы не намерены давать полякам отчёта в своих действиях! Шведский король обязан отчётом одному Богу! – кричал он, жестом указывая вверх…

Баторию же не нравились победы шведов. Он хотел один властвовать на всём восточном побережье Балтийского моря и думал, что дипломатическими переговорами ему удастся остановить дальнейшее продвижение шведов на восток.

Глава 35. Последние дни королевы Катерины Ягеллоники

Король оказался сломлен несчастьем в своей семье. Королева, его супруга Катерина Ягеллоника, умирала.

Об этом Понтус, вернувшийся только что из Ревеля, из Эстляндии, своего наместничества, узнал сразу же, как только ступил на землю в порту Стокгольма.

Конец первой декады ноября, шёл 1583 год. Слякоть, сыро, и на душе было тревожно…

Король вызвал его в столицу по делам, связанным с осложнением отношений с Польшей. Союз Швеции и Польши против Москвы, заключённый не без влияния королевы Катерины Ягеллоники, уже шатался сейчас, а в случае её смерти мог рухнуть совсем… Это Понтус понимал. Понимал это и король. Но он, постоянно колеблющийся между католиками, иезуитами Катерины, и протестантами, не мог найти силы для какого-нибудь устойчивого состояния: найти опору в чём-то определённом… Тем более сейчас, когда соседние государства, Россия, Польша, разумеется, и Швеция, делили и не могли поделить труп Ливонии…

Король, узнав, что он приехал, пригласил его к себе в замок. Его камердинер встретил Понтуса в воротах замка. Молча кивнув ему, он так же молча проводил его до рабочего кабинета короля и удалился.

Понтус вошёл в кабинет короля без стука. Эту привилегию король позволил ему: как зятю, особо доверенному, преданному ему человеку.