Фельдмаршал

В его мыслях не было осуждения. Просто он видел, что Цецилия всё та же: тщеславная и сладострастная… И он пришёл к тому же мнению, к чему пришёл под конец жизни и его отец: что люди есть люди, какими их создал бог, такими и останутся; и уже не в силах никому переделать их…

А те, его племянники, в это время гоняли сторожевых псов по двору замка. За ними бегал садовник, умолял не трогать собак, кричал, что они нехорошие мальчишки, к тому же могут потоптать цветочные клумбы.

Юхан не выказал неудовольствия от появления этого семейства, но и особого восторга тоже. Он повёл себя как терпеливый, радушный хозяин.

Маркграф Кристоф был уже в годах и ни на что не годен… Так полагал он, Юхан.

К тому же маркграф оказался в новой долговой яме.

– Юхан, послушай, – обратился он к нему в первый же день, после того как они поздоровались, справились о здоровье близких и родных. – У меня опять не заладились дела…

И Юхан понял сразу, о каких делах будет речь: у графа всегда были долги.

Затем, когда выдалась минута остаться вдвоём, они поговорили по душам, откровенно, как было раньше, в пору юных лет. Маркграф вспомнил свой приезд сюда, в Стокгольм, когда он ещё ходил женихом у Цецилии.

– Да-а! – мечтательно протянул Юхан. – Было дело, было! Ха-ха-ха! – расхохотался он, когда маркграф поддержал его, вспомнив тоже забавный случай, происшедший с ними в замке в Упсале, в ту пору, когда король Густав уехал отдыхать, точнее, лечиться в Торвезунд.

– Ох, Юхан! Да, Цецилия мила, прелестна, – начал маркграф. – Но, но!..

Он замялся, думая, говорить ли дальше о Цецилии. Но решил всё же излить то, что накопилось. К тому же эти несносные бургундцы!.. Они так стеснили его, что ему поневоле пришлось просить защиты вот у него, у короля, своего шурина…

Юхан же смеялся, не показывая вида, что смеётся над ним, над маркграфом.

«Он, рогоносец, и не догадывается, что творила его жена, вертихвостка, задолго до его увлечения ею!.. Поговаривают, что она и сейчас изменяет ему с кем попало!»

И у него пронеслось в памяти то, что ему рассказал Эрих об истории с Цецилией. Как её прихватили, когда она водила шашни с Остфрисландским графом Иоганом. После свадьбы её старшей сестры Екатерины.

– Так вот, поехали мы с Цецилией, – завёл маркграф длинный рассказ. – Сначала в Ревель, когда нас отсюда выгнал Эрих… Морем-то – погода несносная! Ветер, дождь! Дело было в середине ноября! А как туда доберешься-то? Только морем!.. Туман, снег! Ужас!.. И мы на корабле! И в Ревель, по морю-то!..

Повторил он несколько раз, не замечая этого. Он помолчал, выпил вина.

– Хорошее, – разглядывая золотистый напиток сквозь прозрачный бокал, похвалил он вино, чтобы сказать что-нибудь приятное шурину, расположить его к себе, собираясь клянчить у него деньги.

Вино сюда, в Швецию, привозили из Франции.

Порассуждав о достоинствах вина, к немалому удовольствию Юхана, он вернулся к рассказу:

– Приплыли мы в Ревель! А нас не пустили даже в город! Эрих-то прислал Герману Флеммингу приказ: не впускать нас в замок! Почему?.. И мы уже поздно ночью причалили к берегу около рыбацких домов! И там, у одного рыбака, провели ночь!.. Вот было здорово! Цецилия была без ума от такого приключения!.. Утром же пришли из мэрии горожане, пригласили в город, приняли пышно!.. И мы загуляли на деньги города до весны, до тепла!.. Объели мы ревельцев! Хм-хм!.. Но кормили скудно!.. Так им и надо, ливонским немцам, что их воюет московский! Хм!.. Весной уехали, но уже не морем! Научены были! Поехали сначала в Курляндию. Герцог Кетлер принял нас весьма радушно!.. Умнейший человек! – не удержался он от восхищения. – У него же евангелистов больше, чем здесь, в Швеции!..

Он на секунду запнулся, сообразив, что ляпнул не то. Королева Катерина Ягеллоника, супруга вот этого короля Юхана, сидевшего сейчас напротив него, была ярой католичкой: не переносила даже имени Лютера или того же Кальвина… И как он, Юхан, уживается вот так: кругом евангелистские священники, а дома, в замке, пропахло всё иезуитами, и некуда от Рима скрыться…

«А-а!.. Ладно! Стерпит!» – пронеслось равнодушно у него.

– Так вот, я и говорю! При нём, при Кетлере-то, образованных стало тьма!.. Всё расцвело: торговля, мануфактура!.. Денег много! – с завистью сказал он.

Он даже не задумывался о том, что Кетлер, последний магистр Ливонского ордена, подписав вассальный договор с польским королём Сигизмундом-Августом, принял титул герцога, получил в собственность Курляндию, осколок воинствующего Ливонского ордена меченосцев, разбитого войсками Ивана Грозного… Оказался он и рачительным хозяином, разобрался и с религией…

Юхан же считал, что маркграф восхищается тем же Кетлером, курляндским герцогом, а сам развалил экономию своих владений, заложил замки банкирам… Куда дальше-то! Так и детям ничего не достанется! Одни только долги родителей.