Фазиль. Опыт художественной биографии

Е. П.: А еще Акутагава, Платонов, Битов… В конце концов, Николай Васильевич Гоголь! Эти, повзрослев, от стихотворства как-то отошли. Гоголь, как мы помним, свой поэтический дебют, поэму «Ганц Кюхельгартен», жутко ненавидел и пытался уничтожить (что является грустной рифмой к уничтожению последней работы, второго тома «Мертвых душ»). Даже у Аксенова первая публикация была стихотворной. В комсомольской студенческой казанской газете. Он не очень-то это афишировал. Считалось, что его открыл журнал «Юность», равно как и первые шаги поэта и прозаика Искандера тоже традиционно связывают с этим журналом.

М. Г.: И это, как мы увидели, ошибка. Еще до того, как начать регулярно печататься в «Юности», Фазиль успел выпустить две книги и опубликоваться много где. Но, действительно, — как поэт. И еще: стихи он продолжал писать всю жизнь, причем относится к тем авторам, юношеские стихи у которых на зрелые непохожи. Сначала — романтизм, яркость, избыточность, потом философичность, краткость. Минимум регионального колорита. А вот вы, кстати, стихов не писали?

Е. П.: Я писал поэмы. «Гестаповец и волк», «Солдат и лесбиянка», «Мусор».

М. Г.: Понятно! Это дело известное. Скажите, кто такое из серьезных впоследствии сочинителей не писал, — и я скажу в ответ, что мало искали, в архивах наверняка что-то такое хранится, если автор благоразумно не уничтожил… Но это, что называется, «не считается».

Е. П.: Впрочем, вру. В возрасте одиннадцати лет, в 1957 году, как раз когда у Искандера вышла первая книга, я сочинил стихотворение «В колхозе Ильича» и послал его в «Пионерскую правду». Мне, слава богу, не ответили и этот хитренький детский конъюнктурный бред не напечатали. Нужно было, пожалуй, послать в журнал «Пионер», но я тогда еще не был знаком с Беном Сарновым (шутка). Я не был с ним столь близок, как Фазиль, к тому же он гораздо старше меня. Впрочем, Фазиль тоже меня старше, почти на семнадцать лет, но это не мешало нам общаться.

М. Г.: А вот Дмитрий Быков как-то написал: «Люди творческих профессий вообще редко любят друг друга, а у писателей это встречается разве что по пьяни либо по гендерным причинам, если один писатель мужчина, а другой — красивая женщина».

Е. П.: Не смею спорить с самим Быковым…

М. Г.: Ну, я понял, это тоже шутка.

Е. П.: Хотя Горький вот любил Чехова, Аксенов — Юрия Казакова. Да и мы с вами ведь сошлись на том, что Фазиля любили ВСЕ. Даже «падший ангел» Феликс Кузнецов. И, возможно, поэтому его писательская судьба была исключительно удачной, несмотря на цензурные запреты, купирование «Сандро», от чего он страдал куда сильнее, чем большинство других цензурированных. Поэт, что поделать, ранимая душа!

М. Г.: Упомянутый вами Акутагава утверждал: «Проза занимает место в литературе только благодаря содержащейся в ней поэзии».

Е. П.: Японец прав! Об этом говорит вся история мировой литературы, начиная с древнеегипетской и заканчивая нашей креативной. Нравится вам это слово?

М. Г.: Так же, как и слово «волнительно».

Е. П.: Даже в самых лихих, брутальных сочинениях типа «Сатирикона» Петрония, «Тропика рака» Генри Миллера или «Тропы Хошимина» мало кому известного пожилого панка Олега Разумовского, живущего в Смоленске, присутствует поэзия…

М. Г.: «Цветы зла»?

Е. П.: Не обязательно «Цветы зла», но точно поэзия — не говоря уже о высоконравственном и целомудренном «Сандро из Чегема». Там, кажется, целые фрагменты написаны ритмизованной, поэтизированной прозой. Плюс вплетенные в ткань романа народные сказания — это же чистая поэзия. А рассуждая об удачных или, наоборот, неудачных дебютах, следует отчетливо понимать, что о подавляющем большинстве неудачных дебютов мы не знаем и никогда не узна́ем, потому что эти дебютанты не выбились в писатели и о их юношеских увлечениях знает чаще всего только жена или покойная мама. А если писатель нам известен, то его дебют в любом случае удачен. Что и подтверждает вся жизнь Фазиля Искандера. И даже его смерть. И стихи, которые, конечно же, не конгениальны его прозе…

М. Г.: …но без которых эта проза не возникла бы.

Глава шестая Абхазия — Москва

Новые книги, старый город

В Сухуме Фазиль Искандер проработал около пяти лет, до 1962 года, и всё у него шло по стандарту, предусмотренному для национальных авторов. Несколько книг в своих издательствах — одна книга в Москве. Постепенно растущая известность на всю страну. Переводы на языки народов СССР, выполненные разными — и неплохими — поэтами, приятелями автора (которые тем самым кормились, зачастую не имея возможности публиковать свое). По этому пути пошли многие старшие товарищи, а то и ровесники Искандера из национальных республик. Было среди них немало и подлинно талантливых. Однако всё равно это было «по квоте», чего Искандер, как мы помним по его непоступлению на философский факультет МГУ, терпеть не мог. Но как изменить ситуацию? Искандеру опять помогло счастливое (и это без преувеличения) стечение обстоятельств.