Фараон

– Нет, это был уже труп, труп давно умершего чудовища, но сохранившегося, как наши мумии. Его сохранила необычайная сухость воздуха, а может быть, неизвестные нам соли земли. Это было мое последнее открытие, – продолжал Самонту, – больше я не забирался в пещеру, но, думая об этом, говорил себе: Осирис создает крупные твари – львов, слонов, лошадей… А Сет порождает змея, летучую мышь, крокодила. Чудовище, которое я видел, – наверное, создание Сета. А так как оно огромно и страшнее всего, что мы знаем под солнцем, значит, бог Сет сильнее, чем бог Осирис. Так я уверовал в Сета и, вернувшись в Египет, поселился в его храме. Когда же я рассказал жрецам о своем открытии, они сообщили мне, что знают еще много таких чудовищ.

Самонту перевел дух и продолжал:

– Если когда-нибудь ты, государь, пожелаешь посетить наш храм, я покажу тебе в гробницах удивительные и страшные существа: гусей с головой ящерицы и крыльями летучей мыши, ящериц, похожих на лебедей, но величиной больше страусов, крокодилов в три раза длиннее, чем те, что живут в Ниле, лягушку ростом с собаку… Это иногда мумии, иногда скелеты, найденные в пещерах и сохранившиеся в наших гробницах. Народ думает, что мы им поклоняемся, а на самом деле мы только исследуем их строение и оберегаем их от порчи.

– Я поверю тебе, когда сам увижу, – ответил фараон. – Скажи мне, однако, как могли подобные твари очутиться в пещерах?…

– Государь мой, – ответил жрец, – мир, в котором мы живем, подвержен великим изменениям. В самом Египте мы находим развалины городов и храмов, глубоко скрытые в земле. Было время, когда место Нижнего Египта занимал морской залив, а Нил струил свои воды во всю ширину нашей долины. А еще раньше здесь, на том месте, где находится наше государство, было море. Предки же наши жили в стране, ныне захваченной западной пустыней. Еще раньше, десятки тысяч лет назад, не было таких людей, как мы, а были существа, похожие на обезьян, которые умели, однако, строить шалаши, поддерживать огонь, драться дубинами и камнями. В то время не было ни лошадей, ни быков, но слоны, носороги и львы втрое или вчетверо превосходили размерами нынешних. Однако и исполинские слоны не самые древние чудовища. Еще до них жили исполинские гады, летающие, плавающие и ползающие по суше. До гадов же на земле были только слизняки и рыбы, а до них – одни лишь растения, но такие, каких сейчас уже нет.

– А еще раньше? – спросил Рамсес.

– Еще раньше земля была пуста и безлюдна, и дух божий носился над водами.[113]

– Что-то я слышал об этом, – сказал фараон. – Но не поверю, пока ты не покажешь мне мумии чудовищ, которые, как ты говоришь, находятся в вашем храме.

– Если ты разрешишь, я закончу свой рассказ, – сказал Самонту. – Так вот, когда я увидел в Синайской пещере этот труп чудовища, меня охватил страх, и я в течение нескольких лет не решался входить ни в одну пещеру. Но, с тех пор как жрецы Сета объяснили мне, откуда взялись эти странные существа, страх у меня прошел, и верх взяло любопытство. И сейчас нет для меня более приятного развлечения, как бродить по подземельям, искать путей в темноте. Поэтому путешествие по Лабиринту доставит мне не больше труда, чем прогулка по царскому саду.

– Самонту, – сказал фараон, – я очень ценю твое нечеловеческое мужество и мудрость. Ты рассказал столько любопытного, что, право, мне самому захотелось проникнуть в пещеры, и когда-нибудь, возможно, я отправлюсь вместе с тобой к Синаю. Но все же я боюсь, что тебе не справиться в Лабиринте, и на всякий случай соберу совет египтян, который представит мне право воспользоваться его сокровищами.

– Это никогда не помешает, – ответил жрец. – Но все же мои усилия не пропадут даром, потому что Мефрес и Херихор вряд ли согласятся выдать сокровища.

– А ты уверен в успехе?… – настойчиво допытывался фараон.

– С тех пор как существует Египет, – убеждал его Самонту, – не было человека, располагающего столькими средствами, сколькими располагаю я, для достижения победы в этой борьбе, которая представляется мне даже не борьбой, а развлечением. Одних пугает темнота, а я ее люблю и даже не теряю способности видеть в темноте; другие не умеют ориентироваться в анфиладах зал и галерей, а я это делаю с легкостью; третьи не знают секрета открывания потайных входов, а я с этим прекрасно знаком. Если бы я не обладал больше ничем, кроме того, что перечислил, то уже и тогда я за месяц, за два сумел бы найти дорогу в Лабиринт. Но у меня к тому же подробный план этих переходов, и я знаю слова, которые проведут меня из зала в зал. Что же может мне помешать?

– А все же в глубине души ты сомневаешься! Ты ведь испугался офицера, который, как тебе казалось, идет за тобой!

Жрец пожал плечами.

– Я ничего и никого не боюсь, – ответил он хладнокровно, – я только осторожен. Я предусматриваю все и подготовлен даже к тому, что меня могут поймать.

– Тебя ожидают тогда страшные пытки!.. – прошептал Рамсес.

– Этому не бывать! Прямо из подземелья Лабиринта я открою себе дверь в страну, где царит вечный свет.

– И не будешь раскаиваться в своем поступке?