Фараон

– Смотри, наследник, что сделал святой Ментесуфис! Ты объявил пощаду всем ливийским солдатам, которые уйдут от врага и вернутся в армию фараона. Многие перебежали ко мне, и благодаря им я разбил левый фланг неприятеля… А достойнейший Ментесуфис приказал всех перебить… Погибло около тысячи пленников, все наши бывшие солдаты, которые должны были быть помилованы.

Царевич вспыхнул, Пентуэр продолжал шептать:

– Молчи! Молю тебя, молчи!

Но у Патрокла не было советника, и он продолжал кричать:

– Теперь мы навсегда потеряли доверие не только чужих, но, пожалуй, и своих. Как бы наша армия не разбежалась, узнав, что ею командуют предатели!

– Презренный наемник! – ответил ледяным тоном Ментесуфис. – Как ты смеешь говорить так об армии и доверенных его величества царя? С тех пор как стоит мир, никто не слыхал такого кощунства! Смотри, как бы боги не отомстили тебе за оскорбление.

Патрокл грубо захохотал.

– Пока я сплю среди греков, мне не страшны боги тьмы, а когда бодрствую, то сумею защититься и от дневных богов.

– Ступай, проспись! Ступай к своим грекам, пьяница, – крикнул Ментесуфис, – чтобы из-за тебя не обрушился гром на наши головы!

– На твой, скряга, бритый лоб не упадет – подумает, что это нечто другое, – ответил пьяный грек, но, видя, что наследник не оказывает ему поддержки, вернулся к себе в лагерь.

– Верно ли, – спросил Рамсес жреца, – что ты приказал, святой муж, перебить пленников, тогда как я обещал помиловать их?

– Тебя не было в лагере, – ответил Ментесуфис, – и ответственность за это не падет на тебя. Я же соблюдаю наши военные законы, которые повелевают истреблять солдат-предателей. Солдаты, служившие царю и перешедшие на сторону врага, должны быть немедленно уничтожены. Таков закон.

– А если б я был здесь, на месте?

– Как главнокомандующий и сын фараона, ты можешь приостановить действие некоторых законов, которым я должен повиноваться, – ответил Ментесуфис.

– И ты не мог подождать моего возвращения?

– Закон повелевает убивать немедленно. Я исполнил его требование.

Царевич был до того ошеломлен, что прервал дальнейший разговор и направился к своему шатру.

Здесь, упав в кресло, он сказал Тутмосу:

– Итак, я уже сейчас раб жрецов. Они убивают черных, грозят моим офицерам, они даже не уважают моих обязательств… Как вы позволили Ментесуфису казнить этих несчастных?

– Он ссылался на законы военного времени и на новые приказы Херихора.

– Но ведь я здесь главнокомандующий, хотя и отлучился на полдня.

– Однако ты заявил, что передаешь командование мне и Патроклу, – возразил Тутмос. – А когда подъехал святой Ментесуфис, мы должны были уступить ему свои права, как старшему…

Наследник подумал, что поимка Техенны досталась ему дорогой ценой, и в то же время со всей силой почувствовал значение закона, запрещающего полководцу покидать свою армию. Он должен был сознаться, что не прав, что еще больше уязвляло его самолюбие и вызывало ненависть к жрецами.

– Итак, я попал в плен, прежде чем стал фараоном – да живет вечно мой святейший отец! Значит, надо уже сейчас начинать выпутываться из этого положения, а главное молчать… Пентуэр прав, молчать, всегда молчать, и как драгоценное сокровище скрывать в душе свой гнев… А когда он накопится… О пророки, когда-нибудь вы мне заплатите!..

– Что же ты, государь, не спрашиваешь про итоги сражения? – обратился Тутмос к Рамсесу.

– Да-да, я слушаю.

– Больше двух тысяч пленных, больше трех тысяч убитых, и всего несколько сот бежало.

– А как велика была ливийская армия? – спросил с удивлением царевич.

– Шесть-семь тысяч.

– Быть не может! Неужели в такой стычке погибла вся армия?

– Невероятно, и все же это так. Это была страшная битва, – ответил Тутмос, – ты их окружил со всех сторон. Остальное сделали солдаты, ну… и Ментесуфис.

О таком поражении врагов Египта нет сведений ни на одном из памятников самых знаменитых фараонов.

– Ну, ложись спать, Тутмос. Я устал, – перебил царевич, чувствуя, что у него от гордости начинает кружиться голова.

Он бросился на шкуры, но, несмотря на смертельную усталость, долго не мог заснуть.

«Так это я одержал такую победу!.. Не может быть!..» – думал он.

С момента, когда он дал знак к началу боя, прошло всего четырнадцать часов!.. Только четырнадцать часов!.. Не может быть!..

И он выиграл такое сражение! Но ему даже не пришлось видеть самого боя. Он помнит только густой желтый туман, откуда захлестывали его вопли нечеловеческих криков. Он и сейчас видит эту непроницаемую тьму, слышит неистовый гул, чувствует палящий зной… хотя битва уже окончена…

Потом ему снова представилась пустыня, по которой он с таким трудом передвигался, утопая в песке… У него и конвоя были лошади, лучшие в армии, но и они брели черепашьим шагом. А жара! Неужели человек может вынести такое пекло…

И вдруг тифон!.. Он заслонил солнце, жжет, жалит, душит… От Пентуэра летят белые искры!.. Над их головами грохочут раскаты грома – он слышит их первый раз в жизни. А потом безмолвная ночь в пустыне… Бегущий гриф… на меловом пригорке темный силуэт сфинкса…