Фараон

Когда невозмутимый Издубар перевел это слово в слово царевичу, тот с истинно царским высокомерием ответил:

– Ты ошибся, Саргон, и если б ты сам не понял своей ошибки, я приказал бы тут же отсчитать тебе пятьдесят палок. Знай, что такие люди, как я, не нападают ночью, да еще целым скопом на одного человека.

Не успел святой Издубар перевести эти слова, как Саргон подполз к Рамсесу и, припав к его ногам, воскликнул:

– Великий господин, великий царь! Хвала Египту, что у него такой владыка!

– И еще заверяю тебя, – продолжал наследник, – что в этом нападении не участвовал никто из моих придворных. Я сужу по тому, что такой силач, как ты, должен был разбить не один череп, а они все невредимы.

– Верно сказано, – шепнул Саргон Издубару, – и умно.

– Но хотя, – продолжал наследник, – этот недостойный поступок совершен не по моей вине, все же я чувствую себя обязанным смягчить твою обиду на город, который так плохо тебя принял. Вот почему я навестил тебя в твоей опочивальне и почему дом мой будет открыт для тебя, когда только пожелаешь. А кроме того, прошу принять от меня этот маленький подарок.

С этими словами Рамсес протянул ему цепь, украшенную рубинами и сапфирами.

Саргон даже прослезился, что растрогало наследника, но не вывело из спокойствия Издубара. Жрец знал, что у Саргона, как посла мудрого царя, слезы, гнев и радость являются по первому же зову.

Наследник вскоре простился. Уходя, он подумал, что ассирийцы, хоть и варвары, все же неплохие люди, раз им понятны великодушные поступки. Саргон же был так возбужден, что велел принести вина и пил с полудня до самого вечера.

Уже после заката солнца жрец Издубар вышел из опочивальни посла и тотчас же вернулся через потайную дверь. За ним следовали два человека. Когда они откинули с лица капюшоны, Саргон узнал в одном верховного жреца Мефреса, в другом – пророка Ментесуфиса.

– Мы пришли к тебе, достойный посол, с доброй вестью, – сказал Мефрес.

– Рад был бы ответить вам тем же, – сказал Саргон. – Садитесь, достойные, святые мужи. И, хотя глаза у меня красные, говорите со мной так, как если бы я был совсем трезвым, потому что я и пьяный не теряю разума, и даже наоборот. Правду я сказал, Издубар?

– Говорите, – поддержал его халдей.

– Сегодня, – начал Ментесуфис, – я получил письмо от досточтимого министра Херихора. Он пишет нам, что святейший фараон – да живет он вечно! – ожидает ваше посольство в своем великолепном дворце под Мемфисом и что его величество – да живет он вечно! – благорасположен заключить с вами договор.

Саргон все еще качался на своей войлочной постели, но глаза у него были почти трезвые.

– Я поеду, – сказал он, – к святейшему фараону – да живет он вечно! – и положу от имени моего владыки печать на договоре, но только пусть его напишут на камне клинописью… потому что вашего письма я не разбираю. Буду хоть целый день лежать на животе перед его величеством – да живет он вечно! – а договор подпишу. Но как вы его выполните… ха-ха-ха!.. этого уж я не знаю… – заключил он с грубым смехом.

– Как смеешь ты, слуга великого Ассара, сомневаться в доброй воле и верности нашего владыки?… – возмутился Ментесуфис.

Саргон мигом опомнился.

– Я говорю не о святейшем фараоне, а о наследнике… – возразил он.

– Наследник – юноша, исполненный мудрости, и беспрекословно повинуется воле отца и верховной коллегии жрецов, – сказал Мефрес.

– Ха-ха-ха!.. – снова расхохотался пьяный варвар. – Ваш царевич!.. Пусть у меня руки и ноги отсохнут, если я лгу, но я желал бы, чтобы у нас в Ассирии был такой наследник… Наш ассирийский царевич – это ученый, жрец… Он, пока соберется на войну, сначала пересчитает на небе звезды, а потом курам под хвост посмотрит… А ваш первым делом сосчитал бы, сколько у него войска, да разведал бы, где неприятель лагерем стоит, а потом и свалился бы ему на голову, как орел на барана. Вот это полководец, вот это царь!.. Он не из тех, что слушают советы жрецов. Он будет советоваться со своим мечом, а вам придется только исполнять его приказы… А потому хоть я и подпишу с вами договор, однако скажу своему господину, что за больным царем и мудрыми жрецами стоит юный наследник престола – лев и бык в одном лице. На устах у него мед, а в сердце громы и молнии.

– И это будет ложь! – возразил Ментесуфис. – Потому что наш царевич хоть и строптив и немного гуляка, как все молодые люди, однако умеет уважать и советы мудрецов, и высокие учреждения страны.

Саргон насмешливо покачал головой.