Фараон

Мефрес был так раздражен спокойно-насмешливым тоном Рамсеса, что вдруг замолчал, поджав губы. Выручил его Ментесуфис, задав неожиданный вопрос:

– А что бы ты, царевич, сказал, если бы мы заключили с Ассирией договор, отдающий ей северную Азию вместе с Финикией? – неожиданно спросил Ментесуфис.

Говоря это, он пристально смотрел в лицо наследника. Но Рамсес не растерялся:

– Я бы сказал, что только предатели могут уговаривать фараона подписать подобный договор.

Оба жреца заволновались. Мефрес поднял руку, Ментесуфис сжал кулаки.

– А если бы этого требовала безопасность государства? – не отступал Ментесуфис.

– Что вам, собственно, от меня нужно? – рассердился царевич. – Вы вмешиваетесь в мои дела, в мои отношения с женщинами, вы окружаете меня шпионами, вы осмеливаетесь читать мне наставления, а теперь еще задаете мне какие-то коварные вопросы. Так вот я вам говорю: даже если бы вы решили меня отравить – я не подписал бы такого договора! К счастью, это зависит не от меня, а от фараона, волю которого мы все должны исполнять.

– А что бы ты сделал, царевич, будучи фараоном?

– То, чего требовали бы честь и интересы государства.

– В этом я не сомневаюсь, – ответил Ментесуфис. – Но что ты считаешь интересами государства? Где нам искать на это указаний?

– А для чего существует верховная коллегия? – воскликнул наследник, теперь уже с притворным гневом. – Вы говорите, что она состоит из одних мудрецов. Так пусть они и берут на себя ответственность за договор, который я считаю позором и гибелью для Египта…

– А откуда ты знаешь, царевич, – спросил Ментесуфис, – что не так именно и поступил твой божественный родитель?

– Зачем же вы спрашиваете об этом меня? Что за допрос? Кто дал вам право заглядывать в тайники моего сердца?

Рамсес разыграл такое возмущение, что жрецы совсем успокоились.

– Ты говоришь, царевич, – ответил жрец, – как подобает настоящему египтянину. Нас тоже огорчил бы подобный договор, но ради безопасности государства приходится иногда на время покориться обстоятельствам.

– Какие же это обстоятельства? – спросил Рамсес. – Разве мы проиграли большое сражение или у нас нет солдат?

– Гребцами корабля, на котором Египет плывет по реке вечности, являются боги, – ответил торжественным тоном верховный жрец, – а кормчим – всевышний господь всего сущего. Они нередко останавливают судно или поворачивают его в сторону, чтобы обогнуть опасные водовороты, которых мы даже не замечаем. В подобных случаях от нас требуется только терпение и покорность, за которые рано или поздно нас ждет щедрая награда, превосходящая все, что может придумать смертный.

Наконец жрецы простились с царевичем, полные надежды, что хотя он и весьма недоволен договором, однако не нарушит его и на ближайшее время обеспечит Египту необходимый ему мир.

Когда они ушли, Рамсес позвал к себе Тутмоса.

Оставшись наедине со своим любимцем, наследник дал волю долго сдерживаемому возмущению. Он бросился на диван и, извиваясь, как змея, бил себя кулаками по голове и рыдал.

Перепуганный Тутмос ждал, когда пройдет этот припадок бешенства. Затем он подал царевичу воды с вином, окурил его успокаивающими благовониями, сел рядом и спросил о причине такого отчаяния.

– Садись сюда, – сказал Рамсес, не поднимаясь с дивана. – Сегодня я окончательно убедился в том, что наши жрецы заключили с ассирийцами какой-то позорный договор, – ответил, наконец, наследник, – без войны, даже без всяких с их стороны требований. Ты представляешь себе, сколько мы теряем?

– Дагон говорил мне, что Ассирия хочет захватить Финикию. Но финикиян сейчас это уже меньше беспокоит, так как царь Ассар ведет войну на северо-восточных границах. Там обитают многочисленные и очень воинственные народы, и неизвестно, чем кончится эта война. Во всяком случае, у финикиян будет несколько мирных лет, чтобы подготовиться к защите и найти союзников.

Царевич раздраженно махнул рукой.

– Вот видишь, – сказал он, – даже Финикия вооружается сама и, возможно, вооружит всех своих соседей. Мы же лишаемся невыплаченной нам Азией дани, которая составляет больше ста тысяч талантов. Ты слышал что-нибудь подобное?! Сто тысяч талантов! – повторил Рамсес. – О боги! Да ведь такая сумма сразу пополнила бы казну фараона. А если бы мы еще, выбрав подходящий момент, напали на Ассирию, то в одной Ниневии, в одном дворце Ассара нашли бы настоящие клады… Подумай только, сколько могли бы мы набрать пленников! Полмиллиона… Миллион… Миллион людей атлетической силы, таких диких, что рабство в Египте, самый тяжелый труд на каналах и в каменоломнях показались бы им игрушкой… Через несколько лет плодородие нашей земли повысилось бы, наш обнищавший народ и государство снова обрели бы былое могущество и богатство. А жрецы хотят лишить нас всего этого, дав взамен несколько серебряных досок и глиняных табличек, исчерченных клинообразными знаками, которых никто из нас даже не в состоянии прочесть.

Тутмос встал, внимательно осмотрел соседние комнаты, не подслушивает ли кто, потом опять подсел к Рамсесу и стал говорить шепотом: