Фантомный бес

Я отнюдь не собираюсь спорить с Вами о том, насколько вторжение в человеческие свободы может быть оправдано причинами государственного порядка. Однако стремление к научной истине, не связанной с практическими интересами обыденной жизни, должно считаться неприкосновенным при любом правительстве — и в интересах всех и каждого, чтобы честных служителей истины оставили в покое. Кроме того, это, несомненно, в интересах итальянского государства и его престижа в глазах мировой общественности.

С надеждой, что просьба моя будет услышана, остаюсь и пр.

Альберт Эйнштейн».

Ответа на это обращение ученый не получил.

Немцы относятся к Гитлеру легкомысленно

В те самые дни, когда Эйнштейн принимал у себя Уэллса и русскую баронессу, в Берлине проездом оказался 25-летний физик из России Юлий Харитон. Вот если бы он вдруг оказался на этой встрече! Большего счастья он и вообразить бы не мог. Но ничего об этом блистательном вечере он не знал. Берлин поначалу показался ему унылым и хмурым.

Через немецкую столицу он возвращался на родину после двухлетнего пребывания в Кембридже, в Кавендишской лаборатории. Эрнест Резерфорд не задумываясь принял его по рекомендации таких авторитетов, как Абрам Иоффе и Петр Капица. В Кембридже Харитон проделал блестящую работу по подсчету альфа-частиц с помощью почти неуловимых вспышек, которые эти тяжелые частицы оставляют на чувствительном экране. За эту работу ему без колебаний присвоили ученую степень. Резерфорд даже с некоторым сожалением отпустил его. Но главное открытие молодого ученого в науке состояло в ином. Еще в студенческие годы он занимался проблемой, с виду частной и мелкой: изучением окисления паров фосфора при малых давлениях. Проблема действительно узкая, но выводы получались — шире и не вообразишь. Он обнаружил, что химические реакции в этом окислении ветвятся, как ветви на густых деревьях. Он ставил опыт многократно, и каждый раз удивлялся этим ветвящимся цепочкам. В Физико-техническом институте, в лаборатории химфизики, куда его, почуяв в парне недюжинный талант, затянул организатор лаборатории Николай Семенов, Харитон эти опыты повторил. И вскоре доложил завлабу, что открыл нечто вроде цепных химических реакций. Семенов поначалу особого интереса не проявил, а молодой ученый тем временем отбыл в Кембридж, где ему предложили заняться другими делами.

В Берлине Харитону было где остановиться. Уже много лет здесь жила его мать со своим вторым мужем, профессором-лингвистом Эйтингоном. Они тепло приняли Юлия, дом у них был уютным. Гуляя по Берлину, Харитон не мог не обратить внимания на довольно бурные марши молодых людей с повязками выше локтя, на которых был изображен характерный изогнутый крест. Энтузиазм и выкрики этих парней сомнений не оставляли. С удивительной проницательностью постороннего зрителя он понял, куда все это катится. «Похоже, немцы удивительно легкомысленно относятся к господину Гитлеру». Русскому физику, маленькому, худенькому пареньку, хотелось взять за грудки какого-нибудь здоровенного прохожего и, основательно потрепав его, сердито прошептать: «Ну, ты, чего молчишь? Где твои мозги? Или ты заодно с этими головорезами?» Ему не приходило в голову, что у него на родине ситуация ненамного лучше. Он был опьянен идеей всемирной справедливости, о которой каждый день, под шелест знамен, распевало Московское радио. Впрочем, так было два года назад. А что там сегодня?

— Скажите мне, — спросил Юлий у мужа матери. — Вы не видите опасности в этих молодчиках для судьбы всей страны?

Профессор-еврей откровенно рассмеялся.

— Это клоуны, — сказал он. — Дурацкая мода. Германия — страна великой культуры. Года через два-три эти идиотские эксцессы сойдут на нет. И следа не останется.

«Слепые люди, — подумал Юлий Харитон. — А ведь дело пахнет войной. Как бы там ни было, пора заниматься взрывчатыми веществами, это ясно. Сейчас на этом тесном поле танцуют все, и друзья, и враги, но реакции химического ветвления, о которых еще не знает никто, открывают нам совершенно небывалые возможности. Какую можно сделать взрывчатку! Немного усилий, и мы окажемся тут первыми в мире. Как это важно для безопасности советской страны». И тут он понял, что его тянет на родину. Есть чем заняться.