Эва, дочь трактирщика

— Вот, — ядовито произнесла Рокильда, — никого не слушаете, а потом плачете. — Усевшись за стол, неприятная гостья потянулась к мисочке с печеньем, взяла самый аккуратный кругляшок и съела.

Гриди, вздохнув, Еве на чайник указала: поставь, мол. Пока девушка была занята розжигом очага, невестки Лэндвик посмотрели друг на друга. Неприязнь между ними зародилась еще в первую встречу, когда Брокк, младший брат, привел молодую жену в дом к родителям. Гриди в ту пору была прелестным созданием – пухленькой, светленькой, и на эту нежную блондиночку многие заглядывались. Рокильда же, старшая невестка, или большуха, не была даже миловидной – рослая, плоскогрудая, с широкими бедрами при узком верху, да еще и смуглявая, она никогда взоры не привлекала. Зато точно знала, чего хочет и как этого добиться. Если Гриди во всем слушает мужа, то Рокильда, наоборот, подмяла под себя мужа, а потом и сыновей. Да и в целом ее многие побаиваются и стараются с ней не сталкиваться: склочная она да громкая, и рукам волю дает.

— Что Лив-то? — полюбопытствовала Рокильда, глядя на заплаканную Гриди. — К кому ушла?

— Не знаю, — выдавила та.

— Да что скрывать-то, здесь все свои. Что за рэнд? Или и вовсе каэр?

— А что, вам разве не рассказали? — спросила Гриди.

— Кто таков – не сказали. Может, и не дурочка Лив вовсе…

— Ты чего? — не поняла младшая невестка.

Рокильда склонилась к ней и шепотом сказала:

— А вот что. Если хахаль ее богатенький, то все можно поправить. Надо бы сходить к нему, потолковать по-хорошему, прощения попросить. Глядишь – и заступится перед Брокком, а еще и деньжат подкинет. За Лив-то.

Гриди побледнела. Ей и так скверно было, а уж после того, что Рокильда о Лив ляпнула…

— Ни у кого Брокк прощения просить не станет! — прерывисто заявила женщина.

— Ой-ой, какая вельможа сыскалась! — издевательски протянула Рокильда и снова потянулась к печенью.

— Может, и не вельможа, но гордость Брокк имеет! — все так же прерывисто, чуть ли не задыхаясь от обиды, ответила Гриди. — И не смей чернить мою Лив! Она девочка хорошая и ушла по любви, а не за деньгами! Да как у тебя вообще язык повернулся сказать о деньгах? Это же племянница твоя!

Рокильда ухмыльнулась; знает она, какова ее племянница – лишь бы задом повертеть перед молодчиками, и молодчиками не бедными.

— Все у тебя хорошие, — протянула она, — но дел наделали, а нам теперь расхлебывай. Что теперь делать будем?

— Повара другого найдем.

— Ха! Да ты знаешь, сколько запросит повар из гильдии? Не сдюжим, и так долгов полон рот. Все твой Брокк виноват…

Гриди фыркнула и взвилась из-за стола:

— Брокк виноват? Да «Пестрый кот» первые годы только и держался на Брокке и его стряпне. А уж сколько людей за моими пирогами приходило!

— Что толку с твоих пирогов? Никому не нужны пироги: доброе имя все решает, а наше имя… — Рокильда тоже поднялась и сплюнула на пол, и Ева, наблюдающая за разборками, аж остолбенела от такой наглости.

— Не плюй на моей кухне! — взвизгнула Гриди.

— А ты не визжи на меня! — рявкнула Рокильда и взглянула на Эву. — Долго еще с чаем возиться будешь?

«Недолго», — мысленно ответила Ева и представила, как поливает эту дамочку кипяточком. А может, и в самом деле ее слегка обварить, чтобы не орала в чужом доме и не плевалась?

— Эва, иди к себе! — сдавленно сказала оскорбленная Гриди, готовая вцепиться невестке в волосы: какой бы миролюбивой она ни была, на все способна, если обижают ее родных.

Увидев, как вспыхнули глаза оппонентки, Рокильда сбавила тон:

— Ну-ну, покричали да хватит. Я, знаешь ли, живой человек, и я устала пахать в трактире. Вот и вспылила.

— Так и выручка почти вся ваша!

— Выручка? Жалкие крохи. Дела скверно идут, а уж теперь… — женщина вернулась за стол, взяла еще печенье и начала его задумчиво грызть. Гнева Гриди она не боялась – чего там бояться-то? – а вот Брокк может и учудить, если прознает, что она наговорила его жене. Да и неизвестно, как этот чурбан отреагирует на их предложение. — Ты присядь, Гри, — проговорила она помягче.

Но раскрасневшаяся Гриди уже и сама остыла, тоже вернулась за стол.

Ева же поняла, что закипит скорее, чем чайник: она искренне не понимала, почему Гриди еще не выставила эту плюющуюся грубиянку. Но вмешиваться девушка не стала, продолжила наблюдать.

— Вот что, — сказала Рокильда. — Близ нашего трактира сама знаешь, какой люд ошивается. Подходили вот недавно снова…

— Кто?

Рокильда выразительно промолчала, и Гриди вдруг сама чаем заинтересовалась:

— Доченька, — обратилась она к Еве, — чай-то закипает?

— Да, мама, еще немного, — ответила девушка.

— Вот и славно. Разлей-ка по кружкам и снеси отцу с дядей. И печенья прихвати.

Ева кивнула и пошла за кружками, понимая, что ее хотят спровадить. Но не на ту напали! Разговор и подслушать можно. Чайник и впрямь скоро засвистел; Гриди помогла дочери убрать его с огня и заварить чай. Поставив на разделочную доску кружки и мисочку с печеньем – эта доска у них вместо подноса – Гриди отправила Эву наверх.

Ева вышла из кухни, отошла немного, оставила «поднос» прямо на полу и вернулась, чтобы подслушать.